Читаем Голуби над куполами полностью

Из сбивчивого рассказа Джураева выяснилось, что его никто не похищал. Что он полгода работал на какого-то Айдамира, который был не то хозяином, не то посредником между гастарбайтерами и работодателем. За пятьдесят долларов в месяц Джамшед клал плитку на стройке, копал шестидесятиметровые колодцы, стриг кусты, работал грузчиком на базаре. Жил со своими земляками в обитом железом вагончике, обнесенном забором и колючей проволокой. Спал на двухэтажных нарах, питался намазанными майонезом черствыми хлебными батонами. Первые два месяца им платили исправно, и он все, до последней копейки, отправил семье в Пенджикент. Затем начались проволочки с обещаниями исправить ситуацию в кратчайшие сроки. Спустя какое-то время мужчина понял, что их обманывают, и стал подбивать земляков на бунт. Наутро те отказались садиться в автобус, развозивший их по рабочим местам. Стояли, как ишаки, повторяя одно и то же: «Запляяту кадаа будет?». На разборки приехал Айдамир, посадил Джамшеда в свой джип и повез его в банк «за зарплатой для всего коллектива», но таджик почему-то оказался не в банке, а у знакомого Айдамира – Мусы. Тот представился его новым работодателем, пообещал отдать долг за приятеля, вручил ему спальный мешок и повез «на новое место работы». Последнее Джураеву однозначно понравилось: кормят хорошо, работа сидячая, места много, людей мало. К тому же, здесь не жарко. Раньше всю смену он корячился на солнцепеке. К тому же, крыша их вагончика за день так раскалялась, что спать на верхних нарах было просто невозможно.

– Без лоха жизнь плоха, – грустно констатировал Бурак, выслушав коллегу по несчастью.

Лялин же наоборот – развеселился:

– Все познается в сравнении. Мы и не догадывались, что у нас здесь – курорт. Ни тебе жары, ни окриков бая, ни тесноты. Коридоры такой длины, что можно делать утренние пробежки. А рацион… так после сухаря с майонезом, наш суточный выброс, действительно, может показаться птичьим молоком. Одно плохо: денег нам не платят. Вообще. Мы – рабы. Пашем за хавчик. Света божьего тоже не видим – прогулки не предусмотрены. Скажу больше: живыми нас отсюда никто не выпустит. Так что, попал ты, Джами, как кур в ощип. Лучше б ты сдался эмиграционной службе, и та бесплатно депортировала тебя на родину.

Какое-то время таджик тупо смотрел на опера, не желая верить услышанному.

– Я не могу умирать – дети кормить должен, – увлажнились его бархатные широко посаженные глаза.

– И много их у тебя?

– Панч, – растопырил мужчина пальцы правой руки. – Файзуллох, Сангибек, Ситора, Барфина и савысем маленький Шукрона.

– Ничего себе! – хмыкнул Бурак. – Прям, перекличка из «Белого солнца пустыни». Кстати о гареме, сколько у тебя жен?

– Адын – Гулянда! На больше нету денег.

– Если че, я без наезда, – вклинился в беседу Тетух. – Просто хочу понять: зачем вам, бабаям, такие выводки. Объясни мне, идиоту, на хрена при такой нищете вы плодитесь, как кролики?

– Все в руках Аллаха – сколько пошлет нам детей, столько и примем.

– А если он на штук двадцать не поскупится?

– Двадцать будет.

– А Гулянду – ну, и имечко! – тебе не жалко? Хроническая беременность вредит женскому организму. А детей, которые уже имеются? Ты ж не эмир бухарский, а голь перекатная.

– Была бы халава, а тюбетейка найдется, – стоял на своем таджик.

– Вот загнешься ты в этом подвале, и что будет с твоими тюбетейками? – поддержал Лялин Паштета. – Таким безответственным поведением вы собственных детей толкаете на криминальный путь.

Джураев нервно крутанул четки из благородного серпентина, которые носил на запястье, как браслет. Их ему несколько лет назад подарила жена. Эта, дорогая его сердцу вещица накопила энергию молитв мужчины и стала талисманом, помогая Джамшеду в самых разных жизненных ситуациях. Перебирая освященные бусины, он активизировал точки, связанные с различными системами своего организма, заживлял раны, приводил в порядок нервную систему, избавлялся от бессонницы и депрессии, гасил тревогу.

– А у русских – детей адын или саавсем нету, это харашо, да? Кто старых отец-мать кормить будет? Атвечай, Юра-ака!

«Упертый, но недалекий, – подумал Лялин. – Организовать бунт он, пожалуй, может, а просчитать последствия своего поступка – нет».

– В отличие от тебя, мы тут все – люди ответственные, – почесал Пашка шрам на виске. – Лично я даже кота не завожу. А ты? Настрогал целое стадо и пропал навеки. Нет, это ж элементарно – предохраняйтесь. Не в средневековье живем! Есть же презервативы, таблетки всякие, спирали, свечи… Можно самому прооперироваться, можно жене трубы перевязать. В конце концов, аборт сделать… Им жрать нечего, а они, знай, икру мечут. Прям, как в анеке: «Непонятно, каким способом размножаются таджики. Все мужики в России, а бабы рожают и рожают», га-га-га-га!

Растерянно сопя, Джураев устремил взгляд на Русича.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза