Читаем Голуби над куполами полностью

– Редкая чупакабра, – согласился Тетух. – Такую в подворотне встретишь – инфаркт получишь. Когда аист принес ее родителям, зря те не оставили аиста. Вместо сисек – прыщи, которые впору прижигать зеленкой. Татуха отстойная. Проволока на зубах, как намордник. Поцелуешь – проблюешься.

– Злые вы, ребята, – вздохнул Русич. – Может, она человек хороший.

– Может, и хороший, – допустил Паштет. – Только я не тащусь по курящим, тифозно стриженым, татуированным и пирсингованным девкам. Таких на бабской зоне – море разливанное. Их дубаки только за деньги чпокают или за пачку сигарет из передачки.

– Я вот о чем думаю, – изрек Бурак, доедая уже холодную кашу. – Страшная же, как атомная война, а голову держит гордо. И взгляд победный, будто только что Рейхстаг взяла. У этих феминисток нет никаких комплексов. Ценят себя, уважают, излучают энергию уверенности. Этим, наверное, и берут своих мужиков.

Экран айфона неожиданно погас – кончилась зарядка.

– Сдох, мля! – чертыхнулся Пашка. – Екарный же ж бабай, что за непруха!

– А телефон-то какой! – с печалью в голосе произнес артист. – Моя полугодовая зарплата. Всю жизнь вкалываешь, как гребаная пчелка, и ничего не можешь себе позволить. А эти «золотые мальчики» с совершенно пустыми глазами только и делают, что подчеркивают свою статусность и номер полки в курятнике, с которой удобно гадить на тех, кто ниже.

– Завидуй молча! И пей меньше, – фыркнул Пашетет, обыскивая карманы Алтунина в поисках зарядного устройства.

– Открывай чемодан! – скомандовал ему Лялин.

– Сам открывай! Чемоданы – не мой профиль.

Щелкнул цифровой замок, откинулась металлическая крышка, и взору мужчин предстало что-то непонятное. Все внутреннее пространство чемодана было заполнено какими-то дезодорантами с разноцветными колпачками. На внутренней поверхности крышки – инструкция на немецком языке.

– Что это за химлаборатория? – вытаращил глаза Бурак. – Немецкий кто-нибудь знает?

– Я дойч в школе учил, давно это было, – почесал Павел затылок. – В башке остались лишь несколько фраз в объеме словаря военнопленного.

Бурак, молча, пододвинул чемодан к Тетуху. Тот пробежал глазами инструкцию.

– Так это – краски, – уверенно произнес Пашка. – Аэрозольные. С колпачками-насадками разных размеров… Тока на фига они ему здесь? Мент, ты, часом, не знаешь?

– Я знаю только одно: теплой одежды у мажора нет. Вообще… ничего нет. Видимо, нам придется скинуться, чтобы этот задохлик не окочурился.

– Я отдам приглянувшуюся ему шапчонку, у меня есть скуфейка, – решил отец Георгий.

– Ядрит-мадрит! – проявил великодушие Бурак. – Уступлю пацану свою жилетку. Я в ней.

Серебрякова играл в «Дяде Ване».

– Тебя давно пора разбаулить, – решил Тетух потроллить бульбаша. – А слабо пацану кальсоны с начесом отдать? А то его «говносручки» годятся лишь для пидарского свидания.

– Как ты назвал его штаны? – зашелся в хохоте Владик.

– Говносручки. Трое гадили – один носит. Так на зоне называют лохопедрионские штаны с мотней у колен. Правильных бродяг они конкретно вымораживают. Юная поросль просто не в курсе, что мода эта зародилась в пиндосовских тюрьмах, где зекам запрещено иметь ремни. Такое ношение портков означает, что заключенный готов вступить в половые сношения с другим сидельцем. Поскольку вслух говорить об этом не принято, они придумали этот своеобразный сигнал. Чем штаны ниже, тем выше у гомика готовность к соитию…

– Тьху, содомиты! – перекрестился отец Георгий. – Господи, спаси и сохрани наши души грешные!

Глава 15

И снова здравствуйте!

Алтунин проснулся как раз к ужину. Мужчины уже закончили работу, отмывали руки от клея и рассаживались за столом. Вечерняя трапеза состояла из баночки кошачьих консервов, двух кусков хлеба, фигульки джема в пластиковом контейнере и кружки чая.

Приняв сидячее положение, Сергей стал всматриваться в полумрак. Он был похож на нахохлившегося голубя, сонного и заторможенного. Ему хотелось есть, пить и, главное – понять, что вокруг него происходит.

Со временем глаза парня привыкли к полумраку. Окружающие предметы стали ярче и четче, как будто их обвели рейсфедером. Первое, что бросилось юноше в глаза – сидящая рядом с ним на трубе черная кошка.

«Только этого мне сейчас и не хватает, – пронеслось в его мозгу. – Самая фиговая примета из всех возможных».

Наконец Алтунин рассмотрел сидящих за столом людей. Они были странно одеты, имели странные прически, ели что-то странное.

– Дядьки, а вы кто?

– Кони в пальто, – невесело отозвался Тетух, поглаживая хвост Злыдня. – Рабочие битюги в серых яблоках.

Парень удивленно вскинул брови. Полученные файлы никак не укладывались в его голове.

– И снова здравствуйте, герр Алтунин-фон Регенштайн. Как почивали? – попытался вернуть хлопца в реальность Иван Бурак. – Мы – твоя команда.

Юноша сморщил лоб, повертел головой по сторонам и, увидев на трубе, рядом с нарами, лыжную шапочку, жилетку и штаны из мешковины, пожалованные ему Лялиным, хлопнул себя по ляжкам:

– Сбылась мечта идиота! Раз форму подогнали, значит, вы мне не приснились…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Салихат
Салихат

Салихат живет в дагестанском селе, затерянном среди гор. Как и все молодые девушки, она мечтает о счастливом браке, основанном на взаимной любви и уважении. Но отец все решает за нее. Салихат против воли выдают замуж за вдовца Джамалутдина. Девушка попадает в незнакомый дом, где ее ждет новая жизнь со своими порядками и обязанностями. Ей предстоит угождать не только мужу, но и остальным домочадцам: требовательной тетке мужа, старшему пасынку и его капризной жене. Но больше всего Салихат пугает таинственное исчезновение первой жены Джамалутдина, красавицы Зехры… Новая жизнь представляется ей настоящим кошмаром, но что готовит ей будущее – еще предстоит узнать.«Это сага, написанная простым и наивным языком шестнадцатилетней девушки. Сага о том, что испокон веков объединяет всех женщин независимо от национальности, вероисповедания и возраста: о любви, семье и детях. А еще – об ожидании счастья, которое непременно придет. Нужно только верить, надеяться и ждать».Финалист национальной литературной премии «Рукопись года».

Наталья Владимировна Елецкая

Современная русская и зарубежная проза