Вскочив на ноги, он запрыгнул в штаны. Те оказались ему велики – по самые подмышки.
– У америкосов есть поговорка: «Самый лучший «Педигри» не улучшит породу собаки», – хохотнул Лялин. – Сэкономил боженька материал на создании этой модели.
– Че вы в моделях шарите? – снисходительно скривился Сергей. – Алтунины – это соль земли русской!
– Соль че-та нынче пошла экстра-класса, оч-чень мелкого помола, – оскалился Паштет. – Над твоим самомнением, Мажорка, даже Злыдень угорает.
Не успел парень обидеться на новую кличку, как на плече у Павла разглядел крысу, огромную, саблезубую, с потрепанным синим бантиком на шее.
От смеха его согнуло пополам. Задыхаясь и трясясь от хохота, он несколько раз пытался что-то сказать, но ему не хватало воздуха.
– Шапокляк с крыской Лариской! – наконец произнес он дрожащим голосом. – Ну, вы, дядь Паш, даете. Стопэ! А где тут камеры? Так закамуфлировали, что сразу и не вычислишь. Реалити в темноте ща в мейнстриме.
– Скрытые, – заговорщицким шепотом произнес Бурак. – Тссс!
Не стесняясь своего клоунского вида, Алтунин затянул под грудью шнурок от штанов, поправил на шее шарфик, поискал глазами зеркало. Не обнаружив оного, не расстроился.
– Вполне себе няшно! – сделал он реверанс мужчинам. – Сюда б до комплекта еще ватничек приталенный и валеночки на лабутенах. Кста, надо в Инста фотку запилить. Разве я не круть?
– Крут-крут, как козий орех, – ухмыльнулся отец Георгий. – Сереж, ты, правда, школу уже закончил?
Тот выдал самую наглую ухмылку, на которую был способен.
– Я, батюшка, уже однажды сказал и готов повторить: мне двадцать пять лет. Учусь в Кельнском университете на факультете «Экономика, менеджмент и социальные науки». Имею степень бакалавра. Для магистра же нужно еще лет пять корпеть. Живу я в Германии с матушкой и отчимом. Сюда приехал к папахену свой хеппибездник отметить, четверть века – это вам не баран чихнул.
– Что же вам, любезный, в Германии не фестивалилось? – поинтересовался белорус, вымазывая кусочком хлеба остатки кошачьего паштета.
– Вы че, прикалываетесь? В Дойчландии – тоска смертная. Видели б вы эти немецкие днюхи, да и вообще студенческие пати. Толпа балбесов в идиотских клоунских колпаках на б
– Ну да, ну да… – задумчиво протянул Тетух. – Мы – вообще страна оптимистов. Все пессимисты давно за бугор слиняли. Как говорит один мой знакомый, отъезд из России – это не эмиграция, это – эвакуация… Ладно, садись ужинать небось проголодался за день.
Мажор устроился на табурете во главе стола, откуда хорошо просматривались все члены коллектива.
– Сорян, конечно, – произнес он немного смущенно, – но выглядите вы так, будто всю жизнь вкалывали в каменоломнях. Это такой специальный грим для усиления эффекта?
Мужчины озадаченно молчали, обдумывая ответ на столь непростой вопрос. Выручил, как обычно, Паштет.
– Лучше выглядеть изможденным, чем гомосеком, – перевел он беседу в совершенно иное русло. – Вот лично тебе не стремно носить этот шарфик, сережку в ушке, светящиеся кроссовочки и педерастические штанишки, подчеркивающие твой рахитизм?
– Ну, вы, дядь Паш, и тундра! – состроил парень недовольную мину. – По-вашему, молодежи надо юзать олдовские бручки со стрелками и негнущиеся ботинки фабрики «Ортопед»? Откройте глаза: на мне Nike Air MAG с подсветкой и автоматической системой шнуровки! Их носил Марти Макфлай в фильме «Назад в будущее». Эти кроссы подстраиваются под движения владельца! В них ноги совсем не устают. И ст
Лицо Паштета исказила гримаса презрения.
– Отдать пол-ляма за один ботинок – полный идиотизм, даже если его и пошили из кожи, содранной с жопы дракона.
– Завидуйте, молча! – раздраженно фыркнул Мажор.
– Чиииво? – привстал Павел со своего места.
– А того, что нетолерантно высказывать свои субъективные критические суждения и порицать кого-то на основании того, что его внешний вид и модель поведения не соответствуют навязанной обществом консервативной парадигме.
Все дружно открыли рты, пораженные услышанным звукорядом. Подобной зауми не выдавал даже Бурак.
Первым нашелся отец Георгий:
– Как вышел человек нагим из утробы матери своей, таким и отойдет – ничего не возьмет от труда своего, что мог бы понесть в руке своей.
– Какие ж вы все отсталые! – вздохнул Алтунин. – Сплошной паноптикум!