Голуби над куполами

Обама тем временем ухватил из банки последний кусок и рванул прочь. Злыдень – за ним. Спасаясь от преследователя, кот с разбегу угодил в тазик с клеем, оставленный Владиком на полу. Раздался дикий визг. Все бросились спасать животное, но процесс этот оказался весьма трудоемким. Сначала кота мыли горячей водой под краном, втирая в шерсть жидкое мыло. Затем смазывали кожу бедняги подсолнечным маслом. Крик прекратился, но ненадолго. Длинная пушистая шерсть сбилась в колтуны и топорщилась «иголками», как у дикобраза. Обама орал, извивался и шипел. Боль доставляла ему невыносимые страдания, а клей все не отмывался. В конце концов, приняли решение стричь шкодника, возможно, наголо. В ход пошли единственные ножницы узников. Были они не особо острыми, поэтому щипали. К тому же, в панике было трудно разобрать, где кончается шерсть и начинается кожа.

Кот скалил зубы и дыбился, Владик с батюшкой его крепко держали, Паштет стриг. Устроившись на верхних нарах, Злыдень наблюдал за экзекуцией с ужасом в глазах. На каждый визг Обамы он реагировал писком и зубовным скрежетом. Оно и понятно: кромсали его персональную перину.

– Что, паразит, доволен? Довел кореша до облысения? – бросил Павел в сторону пасюка.

– А ты, котяра, терпи. Сия операция для тебя обязательна, как для еврея обрезание. Шерсть не кости – вырастет новая.

После стрижки Обама выглядел, как представитель «инопланетной» породы сфинкс. Он был смешным и жалким. Без своей роскошной шубы страшно мерз, и Лялин из обрезков ватина пошил ему телогрейку.

Два дня Мажор держал голодовку, не прикасаясь к «помоям». На третий окончательно понял, что голод – не тетка и пирожка не подаст. Пришлось, нарушив данное себе слово, уверетенить миску доширака, не первой свежести сардельку, подозрительный творожок и глинообразный хлебушек, намазанный слегка горчащим маслом.

К вечеру парня скрутило в бараний рог. Он валялся на нарах в позе эмбриона, доставая коленями до подбородка.

– Где болит? – нахмурил лоб Лялин, ощупывая его живот.

– Не трогайте меня, – стонал Алтунин. – Так мне еще хуже.

– Не боись, мелкий, солдат ребенка не обидит. Здесь болит? – надавил опер на верхнюю часть.

– Нннет. Где-то справа, – ткнул тот пальцем в район поджелудочной железы. – Сильно колет.

Все были в растерянности. Забалтывали Сергея, смешили его, утешали, но реально помочь не могли. Батюшка открыл «Молитвослов», нашел молитву о болящих, начал читать. Не помогло. Мажор продолжал корчиться, как грешник в церкви. Из глаз парня ручьем текли слезы.

– Атайди все ат нее, – скомандовал Джураев. – Ты, Сирожка, эта… нога опусти, распрям савсем… ищо… ищо. Савсем ровно лежи.

Таджик принес Обаму, пристроил его на нары больного. Сначала кот просто сидел рядом, вздыхал и качал головой. Затем нервно дернул хвостом и запрыгнул на грудь молодого человека. Мгновением позже он встал на задние лапы и, упершись передними в шею, принялся слизывать слезы со щек Мажора. Чуть позже животное переместилось в район живота, свернулось клубочком и, прижавшись мордочкой к больному месту, закрыло глаза.

Прошло минут двадцать.

– Там у нас есть еще сильный лекарства от коликов, – показал Айболит пальцем на бочку с таблетками. – Давайте сюда! И теплий вода тоже.

Мужчины оторопели, но указание выполнили. Алтунин выпил две таблетки, и ему сразу стало легче.

– Но-шпа? Толковые колеса, – натужно улыбнулся он. – Спасибо, Джами!

– Мархамат^[31]. Не за шта.

От изумления присутствующие вытаращили глаза. Казалось, еще немного и они выкатятся из орбит.

– Эффект плацебо, – прошептал белорус на ухо Лялину. – Не проговоритесь с Пашкой, что пилюльки – обычный мел.

– Ясен пень, – кивнул тот. – Мы че, Алеши?

Глава 16 Смириться с неизбежным

Cпустя неделю пребывания в бункере Алтунин заподозрил неладное. Уж очень непохожим на известные ему реалити-шоу было это, «подаренное отцом». Во-первых, не было никаких соперников, а, следовательно, и духа состязательности. Во-вторых, отсутствовала «игра навылет». В-третьих, условия пребывания были слишком уж жесткими. Таким дерьмом не питались даже участники шоу «Последний герой», даром что жили на острове. Контакты с родней не предусматривались. Событийная картинка не менялась: работа-сон-работа. Разве что, перед отбоем можно было поиграть в самопальные шашки, карты, домино или побросать в мишень дротики. Медицинская помощь больным участникам тоже не оказывалась. У Владика, судя по характеру кашля, тубик. У батюшки – жестокие мигрени. У Айболита – псориаз. Дядя Паша мается язвой, Бурак – психически нестабилен. Сам он, переболевший в детстве всеми болезнями, перечисленными в медицинской энциклопедии, то в обморок грохнется, то не слезает с унитаза после приема пищи.

На весь бункер – один дядя Юра здоров: отжимается, крутит «солнышко», принимает ледяной душ, боксирует. Остальных нужно срочно развозить по больницам. Не развозят. На жалобы отвечают хамством и угрозами. Да и выглядят организаторы, как бандиты из дешевого боевика. А вдруг Лялин тогда правду сказал, и его, Серегу, действительно, украли?