Голуби над куполами

Самых первых часов плена он почти не запомнил. Казалось, что все происходило не с ним – с кем-то другим, а он, будто смотрел новый блокбастер, и ждал, что с минуты на минуту хорошие убьют всех плохих. Затем по экрану побегут титры, и в зале зажжется свет… Сейчас он окончательно понял: свет не зажжется. Его дальнейшая жизнь, если ее можно назвать этим словом, будет протекать в полумраке, сырости и холоде.

Последний был главным врагом Алтунина. Парня постоянно бил озноб. Не помогали ни бутылки с горячей водой, ни самодельная перина, ни активное ворочание во сне. Особый колотун зверствовал по утрам, сразу после подъема. Ближе к обеду тело немного привыкало к холоду, но дрожь все равно не унималась.

Но самым тяжелым испытанием для парня было отсутствие компьютера. Без выхода в Интернет он совсем потерялся. Глобальная сеть была его самым верным другом. Он мог обойтись без приятелей, без родителей, без любимой девушки, но без «окна во Вселенную» – никак. По компу он слушал музыку, смотрел фильмы, узнавал новости и погоду. Дружил, влюблялся, ссорился. Играл, путешествовал, занимался шопингом. Получал ответы на все вопросы, сплетничал, заводил поклонников и единомышленников. Обучался, зарабатывал деньги, собирал нужную информацию… И сейчас он был, как без рук. Как без глаз. Как без дыхания. Алтунин готов был пожертвовать пальцем, ухом, ребром, лишь бы просочиться сквозь толстые бетонные стены и оказаться сейчас в Кельне, у Римского парка, в своем двухэтажном пентхаузе с видом на Рейн. «Что я натворил?! – пульсировало в его мозгу. – Предлагала же мамка отметить юбилей в Париже, так я сюда за ховебордом приперся!».

За обедом мужчины стали обсуждать варианты побега. Инициаторами очередного мозгового штурма ожидаемо стали Лялин и Паштет.

– Попыток, ясен пень, у нас не до фига, – начал Тетух, – но кое-что предпринять все-таки можно. В порядке бреда, предлагаю чем-то тяжелым стучать по трубам, лучше азбукой Морзе. Кто-нибудь да услышит.

– Действительно, бред, – скривился Бурак. – Рядом – стройка, и так с утра до ночи бабахает. Если и услышат, просто не обратят внимания.

– Согласен, не айс. Ты-то что предлагаешь?

– Надо голову в кучку собрать, – почесал тот затылок. – Можно попробовать кота наверх отправить через воздуховод. Сделать ему ошейник, завернуть в него записку с обращением к нашедшему. Так, мол, и так: мы такие-то, находимся в плену у бандитов там-то. Имейте сочувствие: отнесите эту записку в полицию. SOS!!!

– Зачем так делаиш, Иван-ака? – взвился Айболит. – Пачиму Обаму? Патаму, что ты иё не любиш?

– А кого? Злыдня? – поперхнулся смехом белорус. – Или, может, сам полезешь?

В ответ Джураев пробубнил что-то по-таджикски.

– Ты нам тут Равшана не включай, – зыркнул на него Пашка. – Формулируй свои мысли четко и ясно. Не среди басмачей, поди.

– А давайте напишем с десяток записок и воткнем их в пакеты с сахаром, – предложил Русич. – Так они определенно попадут в руки людям.

– А если чичи их найдут при контроле партии? – дрогнул голос Бурака. – Они нам этого не спустят. Лично я боюсь.

– Я тоже, – промямлил Джураев.

– И я, – закашлялся Владик, и у него на губах выступила розовая пена.

В подвале вдруг стало совсем тихо. Каждый взвешивал шансы на освобождение способом, предложенным Паштетом. С одной стороны, нужно было срочно выбираться на волю. С другой, никому не хотелось разделять наказание, которое непременно последует в случае провала.

Шло время, все молчали. Тишина просто оглушала. Первым не выдержал Лялин.

– Если я правильно понял, безмолвие присутствующих означает отказ от попытки побега? Нас истребляют, а мы даже из водяного пистолета не отстреливаемся… Печалька.

– Юр, а может, твои коллеги сами нас как-то найдут? – наивно предположил артист.

Тетух презрительно скривился.

– Тебя, премудрого пескаря, уже несколько лет ищут. Если баблом не пахнет, мусора и собственную задницу не найдут без миноискателя.

– Не быкуй! – бросил опер беззлобно, в очередной раз подивившись коктейлю, наполнявшему Пашкину голову. Начитанность, образная речь, богатый лексический запас мирно сочетались в нем с воровскими понятиями, тюремными привычками и блатным жаргоном. – Позицию Ивана, Владика и Джамшеда я понял – моя хата с краю. А что скажешь ты, отец Георгий? Будем ждать воли господней или малеха поможем Создателю?

– Если вы боретесь, вы можете проиграть, – кротко улыбнулся Русич. – Если не боретесь, вы уже проиграли.

– Переобулся в прыжке! – хлопнул Пашка в ладоши. – Недавно утверждал, что плен – наше испытание, которое надо принять со смирением. Что мы его заслужили своим неправедным поведением. Что только после раскаяния и принятия воли божьей можно рассчитывать на изменение участи и «вот – но-вый по-во-рот…».

– А разве я отрекаюсь от сказанного? Если нам удастся вырваться из плена – это и будет воплощение воли Божией.

– Не, ну, вы слышали? – возбудился Тетух. – Чем не схоластика? Библейские законы, как дышло – можно трактовать так, а можно эдак. Согласны со мной, Шерлок?