– Крайне похвальное решение, – потер белорус руки. – Но смешение ценного зернового продукта с американской химией – ни что иное, как бесовство. Газированные напитки ускоряют всасывание алкоголя в десятки раз, а входящая в их состав углекислота в сочетании со спиртом – киллер для слизистой желудка и кишечника.
– Золотом вышью твои слова! – поддержал артиста Пашка. – Не переводи добро на дерьмо, а то в рай не пустят.
Ухмыльнувшись в бороду, монах решительно махнул своей бледной ладошкой:
– Ладно! В праздник не грех и от хлебного злака испотчевать!
Бурак бросил полный надежды взгляд в сторону Лялина с Паштетом – вдруг они откажутся.
– Вас, так понимаю, можно не спрашивать?
– Правильно понимаешь! – оскалился Паштет, смачно хрустнув огурцом-корнишоном. – Разливай горючее, а то мотор глохнет.
Как выяснилось, Бурак обладал редким талантом – умел с точностью штангенциркуля разделить имеющееся спиртное на равное количество емкостей. Когда кружки коллег были заполнены, белорус поднялся с места и торжественно произнес:
Мужчины чокнулись и, опрокинув спиртное внутрь, утробно закрякали. Отец Георгий отхлебнул один глоток, скривился и замотал головой, как конь, отбивающийся от слепней. Затем подлил в кружку колы, еще раз хлебнул и, улыбнувшись, оставил недопитое «на потом». Джамшед же с Алтуниным, промочив горло «американской химией», жадно накинулись на исходящую парк
– Прасты, Сырожка, я нечайна, – смутился таджик. – Очень кушать хочецца. Я пастыраю.
– Ладно, не парься. Вещи не стоят нервов, – проявил великодушие тот.
– Неистово плюсую, – неожиданно для всех произнес отец Георгий. – Не собирайте блага земные, где моль и ржа и воры промышляют, собирайте блага духовные.
– Батюшке больше не наливать! – заржал Паштет, заглядывая в кружку монаха. – Еще чуть-чуть и он полностью перейдет на блатной жаргон.
– Верняк! – ковырнул тот ложкой кусок кабачка. – Я, между прочим, не только церковно-славянский изучал, хи-хи-хи… Я знаком со всем богатством оттенков негативных коннотаций обсценной лексики.
– Ууууууу, – протянул Иван, лаская пустую бутылку взглядом преданного поклонника зеленого змия, – предупреждал же: нельзя смешивать напитки, приготовленные из разнородного сырья. Если уж пить, то только «родственные». С точки зрения физиологии, самый подходящий для продолжительного застолья напиток – это водка. Второй по «безвредности» – текила. На третьем месте – белое вино, которое, в отличие от красного, не оказывает на сосуды выраженного эффекта и не вызывает приступов внезапной мигрени…
– Озверительно вкусно! – прервал его лекцию Тетух. – Полуфабрикаты достали уже до глубины мочевого пузыря. Каждый день бы так.
– Нектар и амброзия! – поддержал его Русич, налегавший, в основном, на нарезанный крупными кольцами репчатый лук. Десны у него здорово опухли и кровоточили, зубы шатались. Многие уже выпали, а те, что были в наличии, служили, по его словам, исключительно для боли. Полоскания раствором соды помогали мало. Вся надежда была на дефицитный витамин С.
– Эх, сейчас бы сюда зажаренных ребрышек молочного поросенка, салатика из рукколы с рокфором и маслинами да горячих чесночных гренок, – мечтательно закатил глаза Лялин.
– А я бы не отказался от печеночного торта и тазика оливье, – прошамкал набитым ртом Бурак. – А еще – от селедки под шубой и торта «Наполеон». Хорошо бы пошли цыплята в жареных бананах, брокколи в соусе и семга под байкальскую водочку.
– Ну а я заскочил бы сейчас в тайский ресторанчик и хищно проглотил бы полвитрины лобстеров, осьминогов и королевских креветок, – сыто икнул Паштет. – Выпьем, мужики, за то… что конец срока неизбежен!
Тромбоны узников сошлись в одной точке – цок! – и по пищевым трактам понеслась «огненная вода», столь необходимая для снятия напряжения.
– А у нас в театре сейчас – «елки», – прослезился белорус. – Дедов Морозов катастрофически не хватает, вот мне и подкидывают халтурку по старой памяти. Урожайное время! Везде усаживают за стол, наливают, дают хорошие чаевые… Народ в праздники сентиментальный и щедрый… А я так некстати здесь околачиваюсь…
Водка пробила каналы, посшибала тормоза. Вроде, Лялин и выпил немного, а распалился, как мартеновская печь.