Читаем Голуби над куполами полностью

– Крайне похвальное решение, – потер белорус руки. – Но смешение ценного зернового продукта с американской химией – ни что иное, как бесовство. Газированные напитки ускоряют всасывание алкоголя в десятки раз, а входящая в их состав углекислота в сочетании со спиртом – киллер для слизистой желудка и кишечника.

– Золотом вышью твои слова! – поддержал артиста Пашка. – Не переводи добро на дерьмо, а то в рай не пустят.

Ухмыльнувшись в бороду, монах решительно махнул своей бледной ладошкой:

– Ладно! В праздник не грех и от хлебного злака испотчевать!

Бурак бросил полный надежды взгляд в сторону Лялина с Паштетом – вдруг они откажутся.

– Вас, так понимаю, можно не спрашивать?

– Правильно понимаешь! – оскалился Паштет, смачно хрустнув огурцом-корнишоном. – Разливай горючее, а то мотор глохнет.

Как выяснилось, Бурак обладал редким талантом – умел с точностью штангенциркуля разделить имеющееся спиртное на равное количество емкостей. Когда кружки коллег были заполнены, белорус поднялся с места и торжественно произнес:

Ну, что ж, друзья, поднимем тост,Чтоб этот год был добр и прост.Так веселей поднимем же бокалыИ выпьем чистое вино,Пускай, и горькое оно,Лишь только б наша жизнь горчей не стала.

Мужчины чокнулись и, опрокинув спиртное внутрь, утробно закрякали. Отец Георгий отхлебнул один глоток, скривился и замотал головой, как конь, отбивающийся от слепней. Затем подлил в кружку колы, еще раз хлебнул и, улыбнувшись, оставил недопитое «на потом». Джамшед же с Алтуниным, промочив горло «американской химией», жадно накинулись на исходящую парком картошку и куру-пенсионерку. Рассыпчатые картофелины разваливались в руках у Джураева, – о существовании ложки он напрочь забыл – куриное мясо, сдобренное дольками яблок, брызнуло соком в разные стороны. Мажор бросил на соседа укоризненный взгляд. Три дня назад он с трудом отстирал куртку, доставшуюся ему в наследство от Владика, и теперь ее правый рукав снова был в пятнах.

– Прасты, Сырожка, я нечайна, – смутился таджик. – Очень кушать хочецца. Я пастыраю.

– Ладно, не парься. Вещи не стоят нервов, – проявил великодушие тот.

– Неистово плюсую, – неожиданно для всех произнес отец Георгий. – Не собирайте блага земные, где моль и ржа и воры промышляют, собирайте блага духовные.

– Батюшке больше не наливать! – заржал Паштет, заглядывая в кружку монаха. – Еще чуть-чуть и он полностью перейдет на блатной жаргон.

– Верняк! – ковырнул тот ложкой кусок кабачка. – Я, между прочим, не только церковно-славянский изучал, хи-хи-хи… Я знаком со всем богатством оттенков негативных коннотаций обсценной лексики.

– Ууууууу, – протянул Иван, лаская пустую бутылку взглядом преданного поклонника зеленого змия, – предупреждал же: нельзя смешивать напитки, приготовленные из разнородного сырья. Если уж пить, то только «родственные». С точки зрения физиологии, самый подходящий для продолжительного застолья напиток – это водка. Второй по «безвредности» – текила. На третьем месте – белое вино, которое, в отличие от красного, не оказывает на сосуды выраженного эффекта и не вызывает приступов внезапной мигрени…

– Озверительно вкусно! – прервал его лекцию Тетух. – Полуфабрикаты достали уже до глубины мочевого пузыря. Каждый день бы так.

– Нектар и амброзия! – поддержал его Русич, налегавший, в основном, на нарезанный крупными кольцами репчатый лук. Десны у него здорово опухли и кровоточили, зубы шатались. Многие уже выпали, а те, что были в наличии, служили, по его словам, исключительно для боли. Полоскания раствором соды помогали мало. Вся надежда была на дефицитный витамин С.

– Эх, сейчас бы сюда зажаренных ребрышек молочного поросенка, салатика из рукколы с рокфором и маслинами да горячих чесночных гренок, – мечтательно закатил глаза Лялин.

– А я бы не отказался от печеночного торта и тазика оливье, – прошамкал набитым ртом Бурак. – А еще – от селедки под шубой и торта «Наполеон». Хорошо бы пошли цыплята в жареных бананах, брокколи в соусе и семга под байкальскую водочку.

– Ну а я заскочил бы сейчас в тайский ресторанчик и хищно проглотил бы полвитрины лобстеров, осьминогов и королевских креветок, – сыто икнул Паштет. – Выпьем, мужики, за то… что конец срока неизбежен!

Тромбоны узников сошлись в одной точке – цок! – и по пищевым трактам понеслась «огненная вода», столь необходимая для снятия напряжения.

– А у нас в театре сейчас – «елки», – прослезился белорус. – Дедов Морозов катастрофически не хватает, вот мне и подкидывают халтурку по старой памяти. Урожайное время! Везде усаживают за стол, наливают, дают хорошие чаевые… Народ в праздники сентиментальный и щедрый… А я так некстати здесь околачиваюсь…

Водка пробила каналы, посшибала тормоза. Вроде, Лялин и выпил немного, а распалился, как мартеновская печь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза