Голубиная книга 2 (СИ)

Песня Перуна долго гремела, отголоски песни той не только в Ирии много дней подряд слышались, но и на земле люду простому покоя не давали. Слов — то не разобрать, а вот сердце почему — то от раскатов громовых сжималось, недоброе чувствуя. Будто беда какая случилась, а где, с кем — то неведомо. И будто по — прежнему всё как раньше течёт и движется, а кажется — тень над землёй поднебесной раскинулась, и сгущается тень та с каждым днём. И часто бывало, что во время пира праздничного умолкнут все, будто по волшебству веселье пропадёт, каждый о своём задумается.

А песню Перун пел странную, и не дай того Род, если вещую. И не было песне той конца, и надежды в песне той не было…

— Своррр — рог!!! — раздался громогласный зов.

Старый Род был единственным, кто мог перекричать песню медноголового бога.

— Сваррр — рог! Заткни глотку своему отпрыску, и давай сюда, живо!

Райский управитель за голову схватился: придётся к Ладе на поклон идти, просить, чтоб ещё вулкан — другой на земле вскрыла, извержение устроила. Иначе не замолчит медноголовый, во вкус вошёл, популярность зарабатывает, да оказалось, что зря волновался: всем песня Перунова уши утомила, да до такой степени тишины захотелось, что устроили райские обитатели натуральный сбор металлолома. Чего только голодающему не натащили, благо, много вещей, сделанных из металла, пооставляли родственники, второпях удирая из Ирия. Тут и трубы медные, и кубки золотые были, и даже молот братца Тора, забытый впопыхах. Умолк Перун, впервые за последние дни чувствуя себя сытым. И не только сытым, а что намного важнее, нужным и любимым, и главное — популярным!

Порадовался Сварог, что тишина восстановилась, огненным вихрем завернулся, и на родительское облако взлетел.

— Выполнил всё, как велено было, батюшка, для твоей радости старался! — Отрапортовал он, зарабатывая одобрение. Но когда взглянул в лицо Рода старого, понял — не будет похвалы. Оно может и заработал, да отцу не до того, отягощён думами тяжёлыми отец.

— Что опять тебя кручинит, батюшка? Почему хмур, аки туча грозовая? — осторожно поинтересовался райский управитель, опасаясь, как бы снова на свою голову громы и молнии не вызвать.

— А что мне не хмуриться, чего не кручиниться? Вот, — Род по каменной обложке Голубиной книги ладонью хлопнул, — прочёл судьбу нашу, и пожалел, что грамоте учён. Лучше б век буквы не знать. Уже ум за разум зашёл, всё думу думаю, как избежать нам беды великой.

— Да какая опять беда, отец?! — Всплеснул руками Сварог. — Конкурентов сынки мои буйные из Ирия спровадили, людишки в Лукоморье жертвами радуют, в голоде да холоде сидеть не дают, а чего ещё надобно?

— Веры надобно, нерушимой. Ещё любой ценой Забвения избежать надобно, — вздохнул Род, нахмурив кустистые брови. — Вычитал тут в книге судьбу нашу дальнейшую, и скажу тебе, сын, безрадостна она. Придёт нам на смену новый бог, зачатый женщиной от духа святого, какой ей в образе голубя явится.

— Нашёл из — за чего печалиться! Да у иной смазливой бабёнки таких голубей цельная голубятня наберётся!

— Не в птичке дело, Сварог, и хоть один голубь, хоть голубятня, а дитё на свет появится, сын божий, будет про душу бессмертную речи вести, к святости призывать.

— А хоть и сын, и дочь в придачу? Дети — они все божьи, и все святостью облачены.

— Так — то оно так, да нам от этого не легче. Люди, они увлекаются если чем, то берегов не видят. Им если верить, то всем скопом, одинаково. А иную веру под корень вырубают, огнём жгут, в воде топят. В Голубиной книге написано, что такую охоту на ведьм устроят…

Тут Сварог в отцовскую речь вклинился:

— Так у нас ведьм отродясь не было, одна только Буря яга, да и той Велес голову снёс с плеч долой!

— Велес… был он у меня, повздорили. В претензиях парень, что не предупредили о божественном бессмертии. Возмущался шибко. Де жена у него умерла и сын тоже прибрался, пока он с поручениями в Поднебесной шастал. Ну, говорю, шастать меньше надо было, быстрей б крутился. И сам не дурак, мог бы заранее у меня божественную должность для семейства своего выпросить. Он едва с кулаками на меня не кинулся, потребовал назад супругу вернуть. Оживить, понимаешь ли. Так я просьбу его выполнил, оживил. Сделал бабу его дубравой на земле, а ему наказал там же, в лесах лукоморских, медведем побегать, да подумать, какого он роду племени — людского али божественного?.. Пущай у Лешего на побегушках определяется, кто он есть — бог али человек. А что я, злыдень какой, что ли? Всё выполнил, что просил. И сыну его бессмертие дал, сказал, что будет он умирать, прожив долгую жизнь, и снова рождаться на земле, а хода ему в Ирий не будет.

— Добрый ты, батя.

— Да уж, чего уж там, — и старый Род отмахнулся от комплимента, как от мухи назойливой. Сварог вздохнул огорчённо. Вот всё не так ему, и что б не сделал, хорошо ли, плохо ли — а всё одно выговора не миновать.

— А что ведьмы… — вернулся к прерванной теме Род. — Ведьмами нас объявят и будут на нас охотиться, да на тех, кто в нас верить будет. — Он встал, книгу Голубиную к груди прижал и говорит: