Голубиная книга 2 (СИ)

– Братья, а ведь мнится мне, что не вернёмся сюда более, с папенькой Дворцовым да Кощеем более не свидимся, – вздохнул Умник, смахивая лапой слезу.

– Да, чтой–та я об этом и не подумал, – согласился Озорник, поковыряв другой лапой в носу.

– Хватит ныть! – Рыкнул Старшой. – Беру управление организмом на себя! А курс назад в горы Крокодильеры держим. Вперёд, в новую жизнь летим!

И взмахнул змей крыльями раз, другой…

Уж Лукоморье позади осталось, но змей больше не оглядывался, хоть и заметил, что люди на улицы высыпали, платками вслед ему машут, шапки подкидывают. И водяного увидел – тот сидел на коряге, в пруду лесном, и тоже, задрав голову, смотрел в небо. И Леший с Лешачихой из чащи вышли – со змеем проститься. Но змей Горыныч уже был далеко – пересекло змеиное семейство границу Лукоморья, мимоходом подивившись, когда это успели стеной обнести не только всю страну, но и часть хызрырской степи зачем–то. Но останавливаться и выяснять змей не стал, времени не было, да и резона тоже – стремился он вперёд, к новой жизни.

Бурю ту народ долго вспоминал. Ущербу много было. Ветром кое–где крыши снесло, деревья поломало – убирать да чинить надо. Кадки да вёдра разнесло по полям и огородам, да что утварь – телегу с лошадью забросило на крышу дома воеводы Потапа, в аккурат на самую мезонину. Телега–то застряла, а лошадка мохноногая в дом провалилась. Уж как умудрилась она по лестницам в горницы спуститься – то никому неведомо, а только угораздило её в светёлку Елены Прекрасной забрести. Там и обнаружили её хозяева. Незваная гостья времени не теряла – съела все косметические снадобья с туалетного столика. После ей зачем–то в сундуки заглянуть приспичило, видно, крышки откинутые заманчиво выглядели, или, подумала, что овса в сундуках насыпано? Перемесила модные сарафаны копытами, помяла кринолины, много платьев просто сжевала. Елена Прекрасная сразу в рёв, насилу воевода её в чувство привёл. Думал, истерики ежедневные будет устраивать, чудес иноземных, нарядов да снадобий косметических требовать, но Елена Прекрасная, проснувшись, и не заикнулась о своих капризах. Будто из памяти стёрлось знание о странах удивительных, о народах, их населяющих. И не только у Елены Прекрасной, но и у всех лукоморцев.

Со степняками конфликт на время затих. Но Кипишград, посёление пограничное, воевода раскомандировывать не стал, оставил на всякий случай. Государством управляли, дела хозяйственные делали, свадьбы да дни рождения праздновали лукоморцы, не замечая стены вокруг государства. В какую сторону не пойди, обязательно на неё наткнёшься, а пройти сквозь неё или поверху невозможно, но удивительно: никому до того и дела нет. Живут себе, на стену колючую глядят, а того, что свободы лишись, не понимают. Будто всё равно людям, что к одному месту навеки прикованы оказались. И что послы иноземные заглядывать в гости перестали, о том не вспомнили.

Царь Вавила недолго прожил после возвращения из Пекельного царства. Только и успел, что сына на руки взять, к сердцу прижать да благословить. Кызыме передал наследника, а сам упал замертво. Много бед могло вынести сердце царское, а вот к счастью неподготовленным оказалось. Но, счастье счастьем, а без воли богов душа от тела не отлетает. Не обошлось здесь без вмешательства высших сил. Потап после себя винил, Домовик его в обратном убеждал, да без толку. Когда воевода в ту бурю с крыльца–то скатился, с Горынычем поговорил, простился по человечески, и к терему развернулся, видит – стоит паренёк у двери. Мокнет под дождём, рубаха изодрана, лицо расцарапано, волосы мокрыми сосульками вдоль лица висят.

– Толи с неба упал? – Спросил пришлого Потап. – Миг назад тебя здесь не было.

– С неба, дяденька, с неба. Ветром принесло.

– Сейчас много чего ветром носит. Смотрю, и тебя вот надуло?

– Ох, надуло, дяденька, надуло… Сам–то я сирота, ни отца, ни матери не знаю… По свету скитался, аки слепец блукал, и не видел ни добра, ни участия к свое персоне. А тут болезнь со мной приключилась, и думал, никогда она не отпустит меня, и вовсе не закончится. Больной, сирый, шёл я и шёл, а дороге, дяденька, ни края, ни конца… Думал, хуже уж не бывает, а оказалось, что бывает. Наткнулся на заросли чертополоховые, да такой чертополох, аж до небушка вырос. Ни в каких краях такого больше не видывал. Весь я изранился о колючки, застрял меж стеблей. Сижу аки кроль в терниях, есть–пить нечего, а охота, аж живот подвело к спине, того гляди, наизнанку вывернусь. И тут ветер ещё проклятый подхватил меня и понёс, потащил по небу, а куда – неведомо… А уж как здесь оказался, того и не помню вовсе. Будто позвал кто, а встретить выйти забыл.

– Да ты в терем–то заходи, а то уж продрог весь, – скомандовал Потап и удивился, с какой прытью гость дверь на себя рванул. Но, подумав, что новичка можно будет в дружинники пристроить, спросил:

– Как звать–то тебя, бедолага?

– Лишенька… – Ответил паренёк и, бочком проскользнув мимо воеводы, гаденько улыбнулся.