Голубиная книга 2 (СИ)

– Ага, мысль преумная, щас кинусь манатки собирать! – Фыркнул Бессмертный. – А какому псу мы там под хвост нужны? А? Нет, Дворцовый, ты как хочешь, ты сам решай. Не подумай лихим часом, что отговариваю тебя, да вот только что я скажу: нет такой силы, чтоб с места насиженного меня сдвинуть. И хоть прикипел я душой к тебе, а особенно к маленькому змеёнышу, но с Лукоморья мне ходу нет. И причина тому веская имеется: только на родной земле смерть меня боится, а на чужбине она за мной гоняться начнёт. И что я буду делать, ежели догонит? Только помирать. А кому охота помирать в самом соку жизненном и расцвете молодости?

– Ох ить цветущий нашёлся, да ты ежели и зацвёл ненароком, то не с молодости, а плесенью покрываясь, потому стар, аки пень замшелый, и сколько тебе готов не вышепчешь!

– Ну–ка, просвети–ка, Дворцовый? Эт почему не вышепчешь? – И Кощей, отпустив занавеску, демонстративно закатал рукава чёрной шёлковой рубахи. – Ну–ну, отвечай, ежели вообще какую–то ответственность в характере имеешь?!

– Да потому не вышепчешь, что шептать нечего, ибо циферек таких не придумано, чтобы ими года твои обозначить! – Дворцовый по привычке вскочил на ноги и запрыгал, сразу став похожим на молоденького драчливого петушка.

– Да я такую агрессивную линию поведения знаешь чем пресекаю? Да я её кулаками пресекаю – один раз и навсегда! – Вскричал Кощей, делая ещё шажок от занавески.

– Злыдень ты, Кощей, и бессмертие твоей натуре испорченной комплиментом не является, а ить совсем напротив – ругательство!

– Чего это они, тять? – Спросил Горыша. – Вроде радость у нас, а старики собачатся?

– Это от нервенного возбуждения. Не хотят очевидное видеть, вот и тянут время любым способом, лишь момент ответственный, когда правде в глаза посмотреть придётся, отодвинуть. Да только не отвертишься от правды–то, хоть руганью время тяни, хоть побасенки рассказывай. А решение, всё одно принимать придётся. Так что, дядька Кощей? Летишь с нами в Крокодильеры?

– Нет, Горыныч. И хоть сердцу моему льстит ваше предложение, а нет ходу мне с хрустального дворца.

– Ну, как знаешь, – не стал спорить змей. – А ты, папенька Дворцовый поедешь?

– Нет, сыночка, и я не поеду, – ответил Дворцовый, утирая слёзы. Он присел на спинку стула, закинул ногу на ногу и покачал ею. Долго рассматривал синий тряпичный ботинок, в кои–то веки завязал шнурок и стёр пятно с белой подошвы. – Вот ить правильно ты изрёк про то, что тянем мы с Кощеем время, аки кота за хвост, да только не орёт оно, как тот кот бы орал, ибо лишено голоса напрочь оно – врямя то. И не хочется мне слова эти вслух молвить, а деться некуда. Останусь я здесь, ибо предначертание такое с рождения положено. У меня судьбина быть к дому привязанным больше, чем к его обитателям. Без дома я ссохнусь, ить у меня порода такая – домовой я, хоть и Дворцовый. Вот у тебя новая жисть начнётся, с женой и детками, а я буду сидеть у окошка, весточек ждать, плакать, аки дитя малое, брошенное… – И Дворцовый разрыдался. – Да я ж тебя, можно сказать, с пелёнок… перинки менял… кашки готовил… гигиену соблюдал… а ты… Да куда ж ты, маленький… – Он достал из кармана синих, простроченных жёлтой нитью, штанов несвежий платок, высморкался, и, переведя дыхание, продолжил уже спокойнее:

– Но ты нас не забывай, не забывай. Там с ласточками… али с какой другой птеродактелей весточку передай. Мы уж с Кощеем ждать будем. Ой, да ить я совсем оглупел, вам ж на дорожку еды собрать надобно, а то ить с голоду лапы протянете, а тебе семью кормить…

Горыныч сгрёб лапищами махонького Дворцового, расцеловал три раза – по числу голов и говорит:

– Спасибо тебе, батюшка! Растил и холил ты нас так, что родной отец так не смог бы! И тебе, дядька Кощей спасибо – от нас, и от Горыши. Не надо долгих сборов, и семью найду, чем прокормить. А теперь полетели мы, нечего прощание затягивать.

И змеиная семья отправилась в путь.

Дворцовый с Кощеем долго смотрели вслед, наконец, Бессмертный сказал:

– Пойдём, чего сидеть зря.

– Чего это здря?! – Подскочил Дворцовый. – И ничего это не здря! Я весточки жду!

Кащей только хмыкнул:

– Какие тебе ещё весточки? Вон, их самих видать, с глаз ещё не скрылись. Пошли, говорю. А дети – они вырастают и вылетают из гнезда. А простое гнездо, из веток сложенное, али хоромы царские, али дворцы, на манер нашего, хрустальные – в том разницы нет. Не удержишь деток за стенами, а ежели попытаешься, так и любые стены порушат, ибо планида у молодых такая – мир осваивать.

Но Дворцовый будто не слышал. Смотрел он, как змей Горыныч улетает, и всей душой желал, чтобы воспитанник его передумал и вернулся. Хотя бы на миг, чтоб ещё раз взглянуть на него, ещё раз проститься, ещё раз слова напутственные сказать. Видно, змей почувствовал тоску маленького домового. Змеиные головы переглянулись и, поняв друг друга без слов, сделали круг над Лукоморьем. Над хрустальным замком пролетели, над Городищем покружили, над прудом, лесом буреломным. И больше задерживаться не стали, сразу отправились в путь – всем семейством: Горыныч, Скарапея и змеёныш с ними.