Голубиная книга - священное сказание русского народа

Смерть князя сравнивается с заходом солнца. Митрополит Кирилл так возвещает окружающим о смерти Александра Невского: ««Чада моя, разумейте, яко уже заиде солнце земли Суздальской!» Исрѣи и диакони, черноризци, нищий и богатии и вси людие глаголааху: «Уже погыбаемь!»^{633} Исходя из того, что буквально та же формула («Уже бо солнце наше зайды ны») была применена при плаче по умершему в 1178 г. Мстиславу Ростиславичу, можно предположить ее устойчивый ритуальный характер. В очередной раз этот традиционный образ всплывает в Житии Дмитрия Донского, которого именно в этом месте автор произведения называет царем: «Дмитрий же доблестен был и добр нравом, велик в своем величии, решителен в добродетельных деяниях, пока не почил в покое; в силе своей все обходит вокруг, словно солнце, лучи испуская и всех согревая, кого лучи его достигнут — таков и он. Без колебаний скажу о нем, что по всей земле пронеслась слава его и в концы вселенной — величие его. Кому уподоблю этого великого князя, русского царя?»^{634} В Житии мы видим и древние представления о неразрывной связи князя-солнце и окружающей его Вселенной: «Когда же уснул вечным сном великий царь земли Русской — Дмитрий, воздух взмутился, и земля тряслась, и люди пришли в смятение»^{635}. Хотя сравнение князя с солнцем звучало даже из уст высшего представителя Русской церкви, его языческая суть была настолько очевидна современникам, что один христианский автор, невзирая на возможные последствия, негодующе заявил: «Не нарицайте друг друга праведным солнцем, ниже самого царя земного, никогожь от властей земных не мозете нарицати праведным солнцем, то бо есть божие имя»^{636}. Тем не менее протест не подействовал, и старое миросозерцание бытовало в среде русского народа вплоть до XIX века, отразившись в следующих пословицах: «Солнце князь земли, луна — княгиня»; «Одно красно солнце на небе, один царь на Руси»^{637}.

Сравнение рядовых князей с месяцем начинается уже на уровне языка: полъск. ksiaze — «князь» и ksiezyc — «месяц». Очевидно, что и эти носители светской власти были как-то связаны с потусторонним миром — это следует не только из археологических данных Черной Могилы, но и из следующего русского заговора от зубной боли, обращаемого к молодому месяцу: «Князь молодой, рог золотой, был ли ты на том свете?» — «Был». — «Видал ли ты мертвых?» — «Видал». — «Болят ли у них зубы?» — «Нет, не болят». — «Дай Бог, чтобы и у меня, раба Божия (имярек), никогда не болели»^{638}. Выше уже приводилось сравнение рождения Волха Всеславьевича с месяцем в былине. Хотя Всеслав несколько месяцев правил в Киеве, произошло это лишь благодаря счастливой случайности, поскольку никаких реальных прав на великокняжеский стол согласно принятой в среде Рюриковичей традиции полоцкий князь не имел. В силу этого отождествление его не с дневным, а с ночным светилом было со стороны авторов былины не только оправдано астрономически, но и вполне закономерно исходя их господствовавших на Руси порядков. Проникнутое языческим мировоззрением «Слово о полку Игореве» так повествует о разгроме русских войск:

Темно было в третий день:
два солнца померкли,
оба багряные столпа погасли,
и с ними два молодых месяца —
Олег и Святослав —
тьмою заволоклись
и в море погрузились…^{639}

Если двумя солнцами здесь именуются оба старших князя, возглавлявших поход, — сам Игорь и его брат Буй Тур Всеволод, то двумя месяцами «Слово» именует принявших в нем участие молодых княжичей — Владимира Игоревича и Святослава Рыльского, занимавших явно подчиненное положение во всем этом предприятии. С месяцем «Голубиная книга» соотносит не только подвластных верховному правителю Руси князей, но также и бояр, то есть всю военную аристократию в широком смысле слова. Именно из этого соотношения исходит и героический эпос, так повествуя о рождении Добрыни Никитича:

Уж как на небе родился светел месяц, —
На земле-то народился могуч богатырь^{640}

.

Определить астральное соотношение для третьего, производящего сословия также не представляет особого труда. В русском фольклоре весьма широко распространена загадка о звездном небе «по синему пологу золотое просо рассыпано», с возможной заменой проса на горох, зерна и т. п. В другом случае о ночном небе с месяцем и звездами загадка говорит: «Поле не мерено, овцы не считаны, пастух рогат». Совершенно очевидно, что как в силу своей многочисленности, так и в силу своей связи в загадках с продуктами сельскохозяйственного труда звезды в мифопоэтическом сознании Древней Руси соотносились с крестьянским сословием.