По площадке перед дворцом вышагивают традиционно живущие здесь цапли, но это не потомки многих поколений цапель, как все считают. Это самозванки, говорит Луис с деланым возмущением, которых тайно пронесли во дворец под покровом ночи. Когда президент Джимми Картер приезжал с визитом к своему панамскому коллеге, люди из его службы безопасности обработали дворец дезинфицирующим средством. К ночи вся стая президентских цапель лежала во дворе мертвая. Вместо них за несколько минут до прибытия Картера доставили пассажирским самолетом других птиц неизвестного происхождения, пойманных в Колоне.
Эндара недавно овдовел и женился на своей любовнице всего через несколько месяцев после кончины супруги, тараторит Луис. Президенту пятьдесят четыре, а его новой супруге, студентке Панамского университета, двадцать два. Панамская пресса вовсю потешается над этим событием, Эндару окрестили
Мы пересекаем площадку перед дворцом, любуемся подложными цаплями, поднимаемся по величественной лестнице в испанском колониальном стиле. На ранних фотографиях Эндара выглядит как уличный дебошир, каким он и был когда-то, но Эндара, встречающий меня, так похож на моего графа, что если бы не фрак и красная лента поперек просторного белого жилета, я мог бы, размечтавшись, спросить у него насчет пятисот фунтов. У ног Эндары стоит на четвереньках молодая женщина в дизайнерских джинсах, обтягивающих ее красивый зад, — вместе с детьми президента она строит дворец из конструктора «Лего», и дело это, видно, нелегкое.
— Дорогая! — кричит ей Эндара по-английски, чтобы и я понял. — Смотри, кто пришел! Ты, конечно, слышала…
И так далее.
Не вставая с колен, первая леди быстро окидывает меня взглядом и возвращается к строительству.
— Но дорогая, ты,
Хоть и с запозданием, во мне просыпается бывший дипломат.
— Мадам президент. Вы вовсе не обязаны были обо мне слышать. Но вы, конечно, слышали об актере Шоне Коннери, который снимался в моем последнем фильме?
Длинная пауза.
— Вы
— Именно так, — отвечаю я, хотя Коннери едва знаю.
— От всей души приветствуем вас в Панаме, — говорит она.
В клубе «Юнион», земной обители панамских богачей и знаменитостей, я вновь навожу справки о графе Марио да Бернаскина, панамском после во Франции, предполагаемом муже моей графини, поставщике немаркированного виски. Никто такого не помнит, а если кто помнит, то, видимо, предпочел бы забыть. И только мой неутомимый панамский друг Роберто после долгих расспросов наконец сообщает, что граф этот не просто существовал, но и сыграл некую незначительную роль в переменчивой жизни своей страны.
Свой титул граф «получил в Испании, но через Швейцарию» — понимай как хочешь. Бернаскина дружил с Арнульфо Ариасом, президентом Панамы. Когда Торрихос свалил Ариаса, граф бежал в зону Панамского канала, подконтрольную американцам, и назвался бывшим министром иностранных дел правительства Ариаса. Никаким министром он не был. Однако несколько лет жил припеваючи — до тех пор, пока однажды вечером тайная полиция Торрихоса не похитила Бернаскину прямо из Американского клуба, где тот вкушал ужин — хочется верить, обильный. Графа заключили в печально известную тюрьму Ла Модело, обвинили в заговоре против режима, государственной измене и подстрекательстве к бунту. А через три месяца по какой-то загадочной причине освободили. Немолодой уже Бернаскина заявлял с гордостью, что двадцать пять лет прослужил в панамском дипкорпусе, хотя на самом-то деле к внешнеполитическому ведомству Панамы никакого отношения не имел. А уж панамским послом во Франции тем более не был. О графине, если она являлась таковой, Роберто, к счастью, ничего не сказал — не разрушил моих мальчишеских фантазий.
А по поводу бочонка немаркированного виски и нерешенного вопроса о том, кто кому остался должен, если остался, пятьсот фунтов, только одно можно сказать с уверенностью: когда мошенник встречает мошенника, дело всегда кончается взаимными обвинениями.
Страна — тоже персонаж. В «Ночном администраторе» Панама была лишь статисткой, но потребовала отвести ей ведущую роль в новом романе, который я собрался написать, пусть и через пять лет. Герой моей будущей книги — порядком позабытый обитатель шпионского мира, а именно фальсификатор разведданных, или, на профессиональном жаргоне, сплетник. Грэм Грин воспел труд фальсификатора в «Нашем человеке в Гаване», это верно. Но из-за фальсификаций бедняги Уормолда война не разразилась. А я хотел превратить фарс в трагедию. Соединенные Штаты уже научились весьма искусно вторгаться в Панаму и в то время еще оттуда не ушли. Так пусть вторгнутся опять, на сей раз воспользовавшись в качестве предлога разведданными, которые состряпает мой сплетник.