Голубиный туннель. Истории из моей жизни

Жена Гарри была на похоронах, она стояла, выпрямив спину, — женщина, с которой он прожил пятьдесят лет. В нее плевали в очереди за рыбой, над ней насмехались соседи, полицейские вламывались к ней в дом — они ведь считали, что трясут местного коммуниста-смутьяна, а значит, выполняют свой долг — и все это она терпела ради Гарри. И ребенок Гарри, взрослый уже, пришел на похороны, и ему приходилось терпеть издевательства — в школе и потом. Но я не могу вам сказать, мальчик это был или девочка и нашел ли он или она безопасный уголок в мире, который Гарри защищал — по крайней мере, он так думал. Его жена, ныне вдова, держалась стойко, как и всегда в трудных ситуациях, а взрослый ребенок был сломлен горем, и мать, очевидно, презирала его за это. Жизнь, полная лишений, научила ее ставить выдержку превыше всего, и от своего отпрыска она ждала того же.

* * *

Я пришел на похороны, потому что когда-то был начальником Гарри — святая обязанность и в то же время деликатная, поскольку с ранней юности он был нацелен на выполнение одной задачи: расстроить планы предполагаемых врагов своей страны, став одним из них. Партийные догмы Гарри усваивал до тех пор, пока они не вошли в его плоть и кровь. Гарри так исказил свой разум, что уже и не помнил, наверное, его первоначального состояния. С нашей помощью он приучился мыслить и действовать не задумываясь, как истинный коммунист. При этом на еженедельный доклад к своему куратору всегда умудрялся явиться с улыбкой.

Я спрашивал: ну как, Гарри, все хорошо?

— Все путем, спасибо. А как поживаете вы и ваша хозяйка?

Гарри брался за всякую черную партийную работу — по вечерам и в выходные, — от которой его товарищи только рады были избавиться. Он продавал «Дейли уокер» на углу или не мог продать и тогда выбрасывал оставшиеся экземпляры, а стоимость их покрывал, вкладывая деньги, которые мы ему давали. Для приезжавших из Советского Союза атташе по культуре и третьих секретарей КГБ он и курьером был, и вербовщиком, и соглашался выполнять их скучные задания — например, узнать, что, по слухам, делают на производствах в районе, где он живет. А если никаких слухов до Гарри не доходило, мы и слухи ему обеспечивали, прежде убедившись в их безвредности.

Постепенно благодаря своему усердию и преданности делу Гарри вырос, сделался уважаемым товарищем, и ему стали давать полусекретные задания, однако, хотя он старался выжать из них все возможное, и мы тоже, раздобыть информацию, имевшую бы хоть мало-мальскую ценность на рынке разведданных, удавалось редко. Но неудачи, уверяли мы Гарри, не имеют никакого значения: он нужный человек на нужном месте, он перехватывает информацию — вот что важно. А если перехватывать нечего, Гарри, говорили мы ему, это тоже хорошо: значит, нынче ночью мы будем спать чуть спокойнее. И Гарри весело замечал: в конце концов, Джон (или как я там себя называл), кто-то должен и трубы чистить, так ведь? И мы говорили: кто-то должен, Гарри, — и благодарили его за то, что он чистит.

Время от времени — наверное, чтоб поддержать боевой дух Гарри, — мы вместе входили в виртуальный мир агента, оставшегося на территории противника: если красные когда-нибудь придут, Гарри, и ты вдруг окажешься большой партийной шишкой в своем округе, тогда-то ты и станешь каналом информации для борцов движения сопротивления, которым надо будет гнать потом этих сволочей до самого моря. И, дабы отнестись к подобной фантазии со всей серьезностью, мы доставали радиопередатчик Гарри из тайника на чердаке, сдували с него пыль и смотрели, как Гарри передает фиктивные сообщения в воображаемую подземную штаб-квартиру и в ответ получает фиктивные приказы — нужно же практиковаться, раз над Британией нависла угроза советской оккупации. Нам было чуточку неловко таким заниматься, и Гарри тоже, но это входило в наши обязанности, и мы продолжали их выполнять.

Впоследствии, уже оставив секретный мир, я размышлял, что двигало Гарри и его женой и другими Гарри и их женами. Если б Гарри пошел к психиатрам, те хорошенько повеселились бы, но и Гарри веселился бы не меньше. «А что вы мне предлагаете делать? — спросил бы он их. — Позволить компартии, мать ее, увести страну у меня из-под носа?»

Двойная жизнь не доставляла Гарри удовольствия. Но таково было неизбежное бремя, сопутствующее его профессии, и он его нес. Мы платили ему гроши, а если бы платили больше, он бы чувствовал себя неловко. И кроме того, не мог бы потратить этих денег с удовольствием. Так что мы платили ему мизерное жалованье и мизерную пенсию, называли это содержанием и добавляли к этому столько уважения и дружелюбия, сколько позволяли соображения безопасности. Со временем Гарри и его жена, которая тоже изображала хорошую жену товарища, украдкой сделались слегка религиозными. Священнослужитель той церкви, к которой они примкнули, по-видимому, никогда не спрашивал, зачем два заядлых коммуниста ходят к нему на молитву.