Сара Бернар, выросшая в скромной еврейской семье голландского происхождения, где было 14 детей, наделена разными дарованиями. Не только актриса с ярко выраженным романтическим темпераментом, незабываемая исполнительница главных ролей в спектаклях Расина, Гюго, Ростана, Дюма-сына, но и художница, скульптор, литератор, автор пьес и книг.
Голубкина читала о картинах, скульптурных работах Сары Бернар, о том, что актриса выставляла в течение многих лет свои произведения в Салоне. И ее немало позабавил рассказ о том, как однажды, стараясь поддержать свою работу в глине, она засунула в нее ножницы и еще что-то, что попалось под руку…
Когда Анна увидела Бернар на сцене, той было уже 54 года, она располнела, но еще красива, сохранила ту улыбку ребенка, которая восхищала многих.
В тот вечер она играла роль Маргариты Готье в драме Александра Дюма-сына «Дама с камелиями». Играла, как всегда, превосходно, зрители рукоплескали, но Голубкина, ощутившая в полной мере ее талант и мастерство, заметила сознательное стремление произвести эффект, и это вызвало неприятие. К тому же облик постаревшей растолстевшей актрисы мало соответствовал образу молодой и хрупкой героини.
И уже полетело в сибирскую глухомань, на Обский переселенческий пункт, письмо:
«…Я была недавно в театре. Смотрела Сару Бернар в «Даме с камелиями». Удивительно художественно играет. Так красиво и лживо, что ни разу не забудешь, что это игра, но все так здорово и тонко, каждый жест рассчитан на красоту, все — на красоту, но лжи целая масса.
Вот еще. Ведь она законодательница мод, ведь это она выдумала и пустила в моду змееобразные фигуры, а теперь она в Маргарите Готье умирает от чахотки такой толстушкой. Сухие тонкие руки, а бюст и плечи — в аршин. Она все время была в декольте. Ты помнишь ее длинную шею, уж ее нет теперь. Похоже, груди у ней гуттаперчевые, только при движении и можно судить, что туловище поддельное, так, например, когда она поднимает руку, то плечо не поднимается, или сгибается вкось большой лощиной. Теперь, наверно, все барыни растолстеют…»
Чувствуется, что пишет скульптор, отлично знающий тело человека, все его жесты, движения. От этого зоркого взгляда невозможно спрятаться, замаскироваться…
В конце апреля 1898 года открылся Весенний Салон, главным событием которого стал «Бальзак» Родена. Голубкина отправилась на Марсово поле, в Галерею машин, где устроена выставка.
Чудесный майский день, зеленеют газоны, деревья, постриженный кустарник. Невдалеке, в легкой серебристо-голубоватой дымке, гордо и дерзко возвышается ажурная башня инженера Эйфеля… В галерее у входа — монумент «Аллегория Электричества», созданный Луи Барриа. Земной шар и вокруг него — две обнаженные женские фигуры… Научно-технические достижения стремительно вторгаются в жизнь, наступает эра великих открытий, и никому еще не дано знать, к чему все это может привести…
В Галерее машин — высоченный потолок, его поддерживают металлические конструкции. В громадном зале — белые колонны, портики, много всевозможных растений. Кадки с небольшими кипарисами. Живопись представлена весьма разнообразно. «Святая Женевьева» Пюви де Шаванна, огромное декоративное панно Карьера для Зала свободного образования в Сорбонне, портреты, пейзажи, бытовые сцены.
Голубкина рассматривает картины Фернана Кормона, на которых изображена жизнь древнейших людей — земледельцев, гончаров, кузнецов.
Но публика, респектабельные господа и дамы, критики, газетные репортеры, проходит шумной толпой мимо этих полотен и устремляется туда, где выставлены работы Родена. Слышатся возбужденные голоса:
— Бальзак… Бальзак…
— Говорят, даже трудно представить, что это такое…
— Ужас!..
— Какой-то мешок…
— Снежная баба…
— Роден спятил, свихнулся!
— Выставить такое уродство!..
— Возмутительно!..
— Да подождите, господа, ведь вы еще не видели…
— Что из того? Сейчас увидим… Весь Париж говорит…
— Уже газеты пишут…
— Безобразие! Кто разрешил этому Родену издеваться над порядочными людьми!
— Это безнравственно!
— Чудовищно!
После открытия Салона прошло уже более недели. Статуя, которую Роден создавал в муках, подверглась ожесточенным нападкам, вызвала в адрес скульптора поток озлобленной брани, издевательских откликов. Казалось, сама человеческая глупость и пошлость разгулялись, устроили себе пир…
Голубкина уже читала в газетах некоторые отзывы критиков. Один назвал «Бальзака» нелепым манекеном, похожим на актера колоссального кукольного театра. Другой — известный художественный критик из журнала «Монд иллюстре» Оливье Мерсон — писал: «…Всякий человек, обладающий хоть крупицей здравого смысла, легко распознает в этой груде гипса, которую месили ногами и кулаками, памятник безрассудству или бессилию, создание ума, пришедшего в полное расстройство, или, если хотите, акт бесстыдного очковтирательства».
Потом за «Бальзака» возьмутся юмористические журналы. В них появятся многочисленные карикатуры…