Голубое поместье

Чаша втягивала его в себя. Том пал на колени, руки его уперлись в дерн, чтобы обрести надежную и привычную опору, однако сама трава казалась предательской. Она шевелилась, опутывала его пальцы, приковывала руки к земле.

Том попытался подняться, напрягая руки, стараясь оторвать их от земли, но трава не отпускала их. Сопротивление бросило его в пот. Подобного ужаса он еще не испытывал. Том подумал, что острые как нож травины способны прорезать его кожу, способны врасти в его плоть, чтобы выкачать из него соки, на манер жуткого симбиоза. И он будет принадлежать траве, кормя паразита более могущественного, разнообразного и неопределенного, чем какая-нибудь блоха или вошь.

Он вновь пытался оторвать руки. Трава как проволока держала его. Том поднял лицо к небу, оценивая, услышит ли его кто-нибудь, если он закричит. Теперь он заметил дом, спрятавшийся за лесом, — спрятанный от него.

За листьями он видел людей. Их было трое: Кейт, свернувшись клубочком, спала между раскидистыми ветвями ивы; Рут и Саймон, стоя по обе стороны огромного дуба, внимательно глядели на него.

В ужасе он увидел, что Саймон простирает к нему руки и кровь капает с ладоней. Кровоточили и его ступни; на лодыжке раскрылась рана, и алая жидкость стекала по узловатой коре дуба. Саймон, бледный, как сама смерть, жег глазами Тома. И тут он услышал голос Рут, обращенный к нему:

— Ты не должен более оставаться в поместье… Никогда.

Саймон, как эхо, откликнулся, повторяя слова:

— Не должен оставаться в поместье… Никогда.

Кейт пошевелилась, повернулась и села. Ей было удобно между ветвями ивы. И все-таки ее что-то смущало, что-то заставило ее наклониться к нему, отыскивая распахнутыми глазами.

Кейт нагнулась вперед, и он услышал ее голос, слабый, гаснущий:

— Помоги мне, помоги.

Руки ее тоже были протянуты вперед, но на них не было крови. Откровенное движение не нуждалось в словесных подтверждениях.

— Помоги мне, пожалуйста, помоги.

Он вскрикнул:

— Кейт! Кейт!

Но имя ее затерялось за шелестом листьев, в медленном движении соков.

— Том? — Кто-то потряс его за плечо, поворачивая.

Но ведь руки его прикованы к траве… нет, это было не так. Он поднял их, прикрывая глаза от солнца, затопившего небо, и не сразу, с трудом узнал Физекерли Бирна.

— Том, что вы здесь делаете? — Твердая рука, взяв под мышки, пыталась поставить его на ноги. — Это ваши?

Том, не понимая, глядел на кроссовки, которые Бирн протягивал ему.

И тут, вспомнив, он повернул назад к дому.

Поместье покоилось на своей травянистой лужайке, спокойно и безмятежно купаясь в солнечном свете, словно стояло здесь всегда, вечно пряталось между этими такими обычными пригорками.

Все деревья вокруг были уже знакомы ему, вдали лежал лес, буки у озера, фруктовые деревья в саду.

В утреннем спокойствии и тишине он ощутил, что оказался на грани безумия.

— Опять скверная ночь? — говорил Бирн. — Как насчет кофе?

— Кофе?.. Что?.. Кейт! — Он вырвался из рук Бирна. — С ней все в порядке, где она?

Том бросился бы бежать, но рука Бирна остановила его на месте.

— Все в порядке. Посмотрите.

Темные волосы Кейт блеснули под утренним солнцем; появившись из кухни, она вылила содержимое чайника на землю.

— Господи! — Колени его подогнулись, прикрывая руками лицо, он вновь повалился на траву.

— Кошмары замучили. Том, или что-то другое?

— Я не могу вернуться туда, я не могу снова войти в этот дом. Мне надо убираться отсюда.

— Пошли. — Безо всяких церемоний, как ребенка, его поставили на ноги и оступающегося отвели от дома в коттедж садовника.

— Не понимаю! Почему ты не можешь вернуться?

— Я же сказал тебе, мне приснился сон, — проговорил он мрачным голосом, зная, что она не поверит. Кейт отыскала Тома в коттедже час назад и теперь расхаживала по нижней комнате, уговаривая его.

Во всяком случае, так он воспринимал случившееся. Он сказал Кейт, что это был сон, другого объяснения Том не мог придумать. То же самое он сказал Бирну, назвав свое видение предчувствием, предупреждением, которое не следует игнорировать. Он, писатель, художник, должен довериться интуиции. Том знал, что слова эти звучали напыщенно и смешно, что ему следовало бы вообще воздержаться от них. Тем не менее он не смел вернуться в дом, вопреки вчерашнему видению.

Ощущая ее неудовольствие, он попытался придать всему более позитивный оттенок.

— Давай лучше поедем куда-нибудь, Кейт. Съездим в Париж, в Венецию… Лондон, наконец. Давай попутешествуем, у нас впереди целое лето. Зачем сидеть здесь, в Эссексе?

— А как насчет твоей книги? Твоего великого труда?

Том видел, что она задета, что он обидел ее. Однако испуг мешал ему проявить сочувствие.

— Я не сумею написать ее. У меня ничего не получается, одна только чушь. Незачем попусту тратить время.

— Нет, это не так! — Кейт нагнулась к сумке, которую принесла с собой, и бросила на стол перед ним стопку бумаг. — Я прочитала, — сказала она. — Я прождала тебя несколько часов, но ты не пришел, тогда я спустилась в библиотеку и начала читать. Я знаю, почему ты бежишь. Ты в ужасе, правда?