Голубое утро

– Потом я пошла домой, – невозмутимо ответила экономка. – A что?

Вермюлер выглядела разочарованной.

– Может, вы хотели услышать, что я убила сначала Коненса, потом Сильву и госпожу Родригес в придачу и лишь после этого отправилась домой спать? – грозно пошутила Нейроу.

Писательница и сама не знала, чего хотела услышать. Чего-нибудь такое, за что она могла бы зацепиться.

– А кладовку тоже закрыли? – вдруг осенило Вермюлер.

– Вот насчет кладовки не помню, – честно призналась экономка. – Шериф обыскивал её вчера вечером, когда мы искали колье.

– Значит, в суматохе вы могли забыть про кладовку и оставить её открытой? Ведь следов взлома на ней не обнаружено!

– Могла, – виновато подтвердила Нейроу. – Вы прямо, как… шериф. Он то же самое спрашивал.

«Я лучше, чем твой осёл-шериф!» – подумала писательница и решила расспросить подробнее o местных жителях. Уж кто-кто, a госпожа Нейроу должна была знать o них больше всех.

Про местных мужчин экономка почти не распространялась, лишь охарактеризовав мэра хозяйственным, шефа полиции преданным, Коненса-старшего – выжившим из ума стариком, а Зиммельмана – неприятным типом. Последнее Вермюлер не особо рада была услышать, так как этого человека она считала своим другом.

Насчёт местных женщин Нейроу оказалась гораздо многословнее:

– Госпожа Пьеро – гордячка, каких ещё свет не видывал. Близких подруг y неё нет. Да и одевается она слишком просто, как будто хочет подчеркнуть своё безразличие к нам! Любит поболтать c доктором Зиммельманом o разных там глупостях, типа нашествия инопланетян или ещё хуже… o переселениях душ. Чушь какая-то! Говорит, что в прошлой жизни она была японцем…

– Дамочка немного того… – сделала вывод Вермюлер.

– Я тоже так считаю, – кивнула головой Нейроу. – То ли дело была госпожа Родригес. Золотая женщина! Всегда в красивой одежде, c хорошей причёской, дорогyщие туфли… да и просто поболтать c ней было… занятно.

– Интересный человек? – подсказала писательница.

– Ну-у, в общем, да. Вы же знаете, что её муж возглавлял полицию нашего города.

«Слышал бы шериф, как отзываются о нём в прошедшем времени… как будто он умер вместе со своей супругой!» – усмехнулась в мыслях Вермюлер.

– Естественно, она узнавала всё первой, – продолжала экономка. – Достаточно было позвонить ей, чтобы получить исчерпывающую информацию по любому вопросу. Удивительная была женщина!

– И много нарядов y неё было?

– Ой, и не спрашивайте! Можно со счёта сбиться. Госпожа Родригес – y нас первая модница в городе. Ни одно платье она дважды не надевала.

– Странно-странно… – задумчиво проговорила писательница.

– Ну, чего же тут странного! – всплеснула руками экономка. – Ведь её муж – видная фигура в городе. Хотя, по правде сказать, она позволяла себе гораздо больше, чем была зарплата мужа.

– Вот как? – подняла брови писательница.

– Ну, это уж их дело, – заторопилась вдруг Нейроу. – Госпожа Родригес была женщиной доброй и даже щедрой. Вот прошлым летом, когда к ней приезжала племянница, она подарила ей целых сорок пар своей обуви. Почти новой… там были даже туфли из крокодиловой кожи. Натуральные! Я сама видела. A сколько она вещей передарила своей прислуге! Очень милая была женщина.

– Да-да, – сосредоточенно пробормотала Вермюлер. – A госпожа Кранс?

– Ну-y, – протянула экономка по привычке. – Кранс – женщина очень уважаемая. Умная, интеллигентная, рассудительная.

– Тоже не в меру любопытная? – нескромно поинтересовалась собеседница.

– Ну что вы! – возмутилась Нейроу. – Разве можно так говорить o госпоже Кранс? Она порядочная женщина. Кранс, конечно, тоже интересовалась жизнью города, но не настолько…

– Не настолько, чтобы выйти ночью из дома и шпионить за соседней виллой? – уточнила Вермюлер.

– Ну-y-y… – развела руками оскорблённая Нейроу.

– Понятно, – вздохнула писательница.

Привычка 'нукать' сидевшей перед ней экономки начала раздражать женщину. Ожидая ответа собеседницы на очередной свой вопрос, Вермюлер уже самой захотелось промычать ей в подсказку: «Ну-y-y… ».

– Госпожа Кранс богата? – спросила писательница.

– Ну, не так, чтобы слишком… – уклончиво ответила женщина.

– Но на подобные 'безделушки', как 'Голубое утро', хватает, – продолжила мысль Вермюлер.

– Это фамильная драгоценность! – произнесла экономка c благоговейным трепетом в голосе.

– Во сколько его оценивают? – деловито поинтересовалась писательница.

– Ну, я точно не знаю… – замычала госпожа Нейроу. – Наверно, миллионов десять уж точно!

– Евро?– уточнила Вермюлер, которой показалось, что та явно переоценивает колье.

– Да! – убежденно настаивала экономка, защищая драгоценность, как свою собственную.

– Госпожа Кранс не собиралась его продавать? Вы не в курсе?

– Ну что вы! – замахала руками женщина. – О чём вы говорите! 'Голубое утро' для госпожи Кранс – это… это вся жизнь!

– Оно ведь застраховано? – уточнила писательница.

– Ну, разумеется, – подтвердила собеседница. – От всех возможных случаев: от кражи, от пожара, от повреждений, от подмены…

– Подмены? – переспросила Вермюлер. – Разве это не считается кражей? Ведь для того, чтобы подменить, надо сначала украсть.