Голубоглазый юноша

Блу отправился на прием к психотерапевту без восторга, но и без споров, так как знал, что это важно для успешного исхода дела. Оба, Джинни и Блу, были приятно удивлены, когда явились туда в понедельник, на следующий день после плавания на яхте Эндрю. Саша Халович – маленькая, морщинистая, на вид годившаяся Джинни в бабки, – оказалась исключительно проницательной. После двух часов беседы с Блу с глазу на глаз она, с его разрешения, вышла к Джинни и сказала, что с мальчиком определенно не произошло больше того, что он сам описывал; это тоже было совсем не весело и очень травматично, но он, по мнению Саши, отлично справлялся со стрессом, в немалой степени благодаря Джинни. Доктор Халович сочла его уравновешенным и здоровым пареньком, которому изрядно досталось, но который возрождался прямо на глазах. Она не увидела необходимости в гипнозе, согласилась написать отчет и выступить с показаниями в суде. Она даже вызвалась время от времени встречаться с ним в предстоящие месяцы, порадовав Джинни.

На следующий день Эндрю позвонил и спросил, как прошла консультация.

– Что ж, он в отличном состоянии – все благодаря вам! – Он усиленно расхваливал Джинни, она скромно сопротивлялась.

– Он все сделал сам – с небольшой помощью друзей, – весело уточнила она. – Он чудесный парень! Я полностью ему доверяю, верю в него на тысячу процентов.

– Это именно то, что нужно. Если бы все родители относились к своим детям так, как вы, люди совершенствовались бы на глазах.

– Мне нужно одно: обеспечить Блу самую лучшую жизнь, – твердо сказала она. – Думаю, так и будет.

С точки зрения Эндрю, она совершила настоящее чудо, добившись, чтобы Блу приняли в школу «Ла Гуардиа Артс». Джинни была редкостным человеком, меняющим жизнь других людей, и не только в Сирии и в Афганистане, где она боролась за соблюдение прав человека, но и в собственной жизни, дома, день за днем. Очередным доказательством этого было судебное дело, которым ведал Эндрю; психотерапевт тоже отдала Джинни должное. Она сказала Эндрю, что Блу прекрасно осваивается в новой для него жизни и не поддается стрессу из-за тяжбы. По мнению доктора Халович, Джинни оказалась как раз таким человеком, который был нужен Блу, и их встреча была настоящим чудом. Эндрю был с ней полностью согласен. Обсудив с ним психотерапевта, Джинни еще раз поблагодарила его за волшебный день на яхте и за потрясающий бейсбольный матч.

Впереди был новый важный этап дела – предоставление полицией всех собранных улик большому жюри присяжных, опросы других пострадавших и их родных, а также заявивших о себе свидетелей, вспомнивших подозрительные события. Взбешенные родители и пережившие травму дети давали показания. Отец Тедди вступал в гомосексуальную связь с мальчиками постарше, своими алтарниками, а тех, кто помладше, принуждал к оральному сексу, как было с Блу, донимал многих детей своими ласками, обвиняя их при этом в соблазнении и грозя тюрьмой; он даже применял к ним физическое насилие, если они кому-то жаловались, и все это создавало атмосферу таинственности и тяжкой вины. Читать обо всем этом было невыносимо. Большому жюри подали документы об одиннадцати пострадавших в Нью-Йорке и шести – в Чикаго. Нью-йоркская полиция привлекла к расследованию чикагских коллег. Эндрю и Джейн Сандерс не сомневались, что количество пострадавших возрастет.

Резкий контраст с психической травмой жертв представляло негодование прихожан, по-прежнему боготворивших своего любимого священника и обвинявших мальчиков во лжи. Эндрю не мог понять людей, сохранявших преданность тем, кто себя полностью и безусловно дискредитировал. Здесь речь шла о безусловной, отвергающей все доводы рассудка любви к отцу Тедди и о вере в безгрешность Церкви. Эти люди забывали, что Церковь, как любая организация, состоит из людей и что психически нездоровые люди встречаются везде. Одним из таких больных был и Тед Грэм. Вторым по тяжести преступлением была попытка церковного руководства выгородить растлителя. Этот факт еще предстояло доказать, но два молодых священника из церкви Св. Франциска в Нью-Йорке согласились дать показания, они сказали, что кое-что знали и видели кое-что неподобающее, о чем сообщили одному из монсеньоров епархии, но тот не предпринял никаких шагов. Ответом на их второе заявление стали дисциплинарные меры против них самих.

Через полтора месяца после этого Грэма перевели в Чикаго, где он взялся за старое. Один из молодых священников, разоблачавших его, в знак протеста покинул лоно Церкви, второй подумывал о том же самом. В разговоре с Джейн Сандерс он признался, что полностью разочаровался в Церкви и тоже готовится сложить сан. Он с малых лет мечтал стать священником, но теперь его мечта была загублена. Его бабушка в связи с этим была совершенно безутешна. Она иммигрировала в Америку из Европы, и двое ее сыновей стали священниками.