Голубой ажур

Грааль Арельский Голубой ажур

Голубой ажур

Au-to-dafe

Я душу дьяволу предам и вечному огню…

М. Лохвицкая.

Огнистым вихрем взвейся мгла!

Гореть хочу! Гореть!

Тэффи.

На костре вчера Его сжигали.
Был закат. Бледнели все инфанты…
Я смотрела в гаснущие дали,
И в колье алели бриллианты.

Гасло золото на синей черни, –

Закатившись, солнце угасало,
Звал куда-то колокол вечерний,
И горел костер, мерцая ало.

Дочитал монах беззвучно буллу,

Трижды проклял сумрачно и строго:
«Проклят будь служивший Вельзевулу,
Ты отвергший милосердье Бога!»

Дым взметнулся грозно, – чернокрылый,

Он взглянул мне в очи взором властным!
Отвести хотела взор, – нет силы
Перед взором царственно прекрасным.

Вижу я: …уходят в даль чертоги,

Дым курильниц предо мной клубится,
Он склонился в ярко-алой тоге,
Шепчет мне: «люби меня, царица!»

Посмотри, под арфы, и кимвалы

Жрицы славят царство Вельзевула?
Богохульством загорелись залы
В вихре оргий буйного разгула.

Черной мессы крепнут беснованья,

Стройных тел пылает вереница…
«Посмотри, как страстны их лобзанья?» –
Шепчет Он: «люби меня царица!»

И коснулся уст моих устами,

И забылась я в истоме страстной…
Вдруг исчезло все… Перед очами
Догорал костер багрово-красный.

Уходили бледные инфанты,

Пели что-то черные монахи,
Облака бежали как гиганты,
Как гиганты в безотчетном страхе.

И в усталом бархате печальном

Я ушла со свитою придворной,
И зловеще с криком погребальным
Надо мной кружился ворон черный.

Тишина могилы в старом замке,

Сном беззвучным вдаль уходят залы,
В рамке окон, золоченой рамке,
Свет зари мерцающий и алый.

Упадают сумрачно на пяльцы

Змеи кос, – рассыпалась прическа,
В кровь исколоты иголкой пальцы,
И лицо мое белее воска.

Мне не вышить белых нежных лилий,

Все выходят алые, как розы!
Пламенно желанья окрылили
Яркие, кощунственные грезы.

В эту ночь, едва смежила вежды,

Он явился и умчал с собою…
Ночь раскинула свои одежды,
Вышитые ярью голубою.

Серебрился серп луны двурогий,

Лес звенел аккордами созвучий,
Уходили вдаль, змеясь, дороги, –
Он сказал прекрасный и могучий:

«В этом мире жалки наслажденья! –

Вечный гнет бессилья над землею.
Счастлив тот, кто выпил яд забвенья,
И живет лишь жизнью неземною».

На поляне залитой огнями,

Сатаною бал давался странный, –
Танцевали девушки с козлами,
И уста алели точно раны.

Не забыть кощунственных обрядов,

Не забыть полночные восторги,
Глубину бездонно властных взглядов,
В буйном вихре вознесенных оргий.

Гаснет пурпур медленно в лазури,

Бьют часы во мраке старой башни,
Серп луны зажегся в амбразуре, –
Будет вечен этот сон вчерашний!

Инквизитор