Голубой ажур

В белой тоге, затканной лиловым,
На покрытом пурпуром коне,
Ты волнуешь сердце чем-то новым, –
Ты всегда волнуешь сердце мне!

Проезжаешь золотисто гордый,
И знамена светятся пестро,
В сталь закованы твои кагорты,
И на шлемах блещет серебро.

И взметая пыльные опилки,
Обгоняешь ряд цветных квадриг,
Вызывая в потрясенном цирке
Исступленный и безумный крик.

И в последнем боевом ударе, –
Ты спокойный и жестокий Марс!
Падает сраженный ратиарий,
Гибкий и медлительный как барс.

Но когда окрасит золотисто
Вечер задремавшие пруды,
Ты мечтой великого артиста
Очаруешь трепетно сады.

И формингу медленно настроив,
Позабыв мятежности стихий,
О пожаре и паденьи Трои,
Декламируешь свои стихи.

Рабыня

Замечталась черная рабыня,
Прислонившись к мрамору амфоры! –
Грезится далекая пустыня,
В золоте вечерние просторы.

Грезится лиловый дым курений,
Шелестят лебяжьи опахала,
Чуткий сон тропических растений
Шепчет что-то знойно и устало.

Юный вождь поник главой у трона,
Опьяняют складки и изгибы,
И дрожат на золоте хитона
Птицы лучезарные и рыбы.

И мечты алеют как зарница,
И забыт позор в немом гареме, –
Грезится, что вновь она царица,
В царской изумрудной диадеме!

Песнь Суламифи

(Игорю-Северянину).

Я ландыш нежный Ваал-Гомона,
В сияньи светлом как в диадеме,
Подобной нет мне в полях Сарона,
В подлунном мире, в святом Эдеме.
Спустился сумрак с гор Галаада,
Потухли звуки, потухли дали,
В саду тенистом цветет прохлада, –
Лобзаний страстных часы настали.
Приди, мой нежный! мой благовонный! –
Рабыней буду твоей у трона.
Сорви свой ландыш, свой белолонный, –
Подобной нет мне в полях Сарона!
Настал час жданный вечерней жатвы, –
До дна мне выпей лобзаньем душу!
Хранить две груди, – давала клятвы,
Давала клятвы, теперь нарушу.
Венки созвездий, – краса Вселенной,
Цветы и песни, – краса земная,
Но светоч жизни над смертью тленной,
Царит над миром любовь святая!

Клеопатра