Голубой бриллиант (Сборник)

под разными предлогами уклоняться до окончания работы.

Маша позвонила на другой день, чтобы сообщить, что в

редакции очень понравились фотографии его работ и в

ближайшее время они появятся на страницах газеты. Конечно,

это был предлог для желанного разговора. И не это сообщение

обрадовало Алексея Петровича, а ее звонок, ее голос,

приподнятый и, как ему показалось, немного взволнованный.

Волновался и он, но старался больше слушать ее. А она

говорила, что видела его во сне, что это был странный,

явственный сон.

- Мы с вами гуляли в каком-то райском саду, - говорила

Маша, - а потом вдруг совсем внезапно нагрянул ураган,

почернело небо, началась страшная гроза, рушились здания, с

корнем вырывались огромные деревья. Где-то тревожно

звонили колокола, нас охватил ужас, и я сказала вам, что это

конец света, что на земле победит Антихрист, что он погубит

прекрасную планету Земля. А вы не согласились со мной, вы

сказали, что Землю спасут инопланетяне, что они давно

наблюдают за нашей планетой, что среди землян есть их

тайные посланцы, что они поименно знают всех агентов

Антихриста. Когда я стала называть имена этих агентов: Буш,

Горбачев, Ельцин, Шеварднадзе, Яковлев, вы перебили меня и

сказали, что это всего-навсего бесенята, а главный бес сидит в

Тель-Авиве и правит бал. Я проснулась с неприятным

чувством, так и не успев спросить у вас, каким образом

187

инопланетяне спасут человечество от тель-авивского беса. Так

что вам придется уже не во сне, а наяву отвечать мне на этот

вопрос.

А еще Маша сказала, что Настеньке очень понравилась

его мастерская и что она с восторгом рассказывала бабушке об

Алексее Петровиче. Он хотел спросить, как на это отозвалась

Лариса Матвеевна, но воздержался и не без намека сообщил,

что эта неделя у него будет очень напряженной, мол, с утра до

ночи буду вкалывать.

- Я не буду вам мешать. - В голосе Маши прозвучало

сожаление и тихая грусть. - Но когда у вас появятся минутные

отдушины, не забывайте позвонить мне. Мне всегда приятно

слышать ваш голос...

3

Пожалуй, никогда так не работал Алексей Петрович, как в

эту неделю: по двенадцать часов в сутки долбил черный

гранит, очень трудный в обработке. Работал с необычайным

вдохновением, радуясь появлению в каменном блоке каждой

новой черточки знакомого и дорогого лица. Он думал о ней,

мысленно разговаривал с ней, догадывался, как трудно ей

живется в это проклятое Богом и людьми время, наверно,

концы с концами не сводят, ведь живут на мизерную Машину

зарплату да на нищенскую пенсию Ларисы Матвеевны. Он

готов им помочь из своих скромных сбережений. Но как?

Предложить? Она гордая, может неправильно понять,

обидится. Каждую минуту он ждал ее звонка, но телефон

упрямо молчал, и его молчание было подозрительным. Тогда

Алексей Петрович решил сам позвонить ей на работу. Увы, ее

не оказалось на месте. Он назвался и просил передать Марии

Сергеевне о своем звонке. Это было в полдень. Она не

звонила. Его охватило непонятное волнение: что-нибудь

случилось или обиделась? Ожиданием звонка довел себя до

изнеможения и вечером позвонил ей домой. К телефону

подошла Лариса Матвеевна, он не отозвался и положил трубку

и потом не мог себе объяснить, почему он это сделал.

Постеснялся? А собственно чего?

На другой день Маша позвонила. Он торопливо бросил

инструменты и, как на пожар, побежал к телефону.

- Здравствуйте, Алексей Петрович. Прошу прощения за

беспокойство, но больше не могу, - звучал ее нежно журчащий

и такой родной голос. - Вы на меня обиделись?

188

- За что, Машенька? Я вам звонил на работу. Разве вам

не передали?

- Я эти дни не была в редакции: у меня ангина. Вы могли

позвонить мне домой. Я очень ждала. Слышите: очень-очень. -

Голос ее звучал взволнованно решительно: она откровенно

проявляла нетерпение, и это радовало Иванова.

- Я тоже рад вас слышать и ждал вашего звонка. Все эти

дни я тоже из дома не выходил.

- Вам нездоровится? - Тревога прозвучала в ее голосе.

- Что вы, Бог миловал. Нахожусь в состоянии

творческого запоя. Встаю в восемь, а в девять уже начинав

долбить гранит, только искры сверкают и осколки летят во все

стороны. И так ежедневно по двенадцать часов с коротким

перерывом на обед. К вечеру так умаюсь, что по ночам руки

гудят. - Зачем же вы себя так нещадно изнуряете? Я вам

запрещаю. Слышите?

- Я ж вам говорю: у меня творческий экстаз.

- Но так же нельзя, я вас очень прошу. А то пожалуюсь

вашему начальству.

- Которого у меня нет. Но мне осталось совсем не много,

самая малость, всего дня на три, и потом буду отдыхать. Ведь

я слово дал, задачу поставил.

- Кому вы дали слово?

- Самому себе. А слово - закон. Я слов на ветер не

бросаю.

"Ах, зачем я это сказал: сочтет за хвастунишку". Она не

сочла, произнесла одобрительно: