Голубой Маврикий

Бывший пират никому не рассказывал, что русский лейтенант спрашивал его о каперстве, о том, как ему служилось у Сюркуфа и как они нападали на английские корабли. На самом деле они выигрывали за счет того, что их лодки были маневреннее и быстрее, а когда они шли на абордаж, остановить их было невозможно. Порой англичане просто опускали оружие от ужаса, увидев босоногих головорезов. Матросы Сюркуфа иногда даже стреляли не в противника, а так, чтобы напугать его, и, сделав выстрел, мчались, размахивая саблей, и обязательно что-то кричали.

Награбленное подлежало оценке капитана, а потом куда-то оно девалось после возвращения в Порт Луи. Что касается экипажа, то он получал обычно монетами, иногда золотыми.

Коршиков просил рассказать, где они бывали в своих боевых походах, как далеко ходили. Он был хорошим слушателем, а потому Жозефу нравилось рассказывать ему всякие истории.

На самом деле записи этих бесед и анализ тактики французских каперов делались в отдельную тетрадь, которую уже по возвращении в Санкт-Петербург лейтенант Александр Коршиков сдал в Адмиралтейство.

Трудно сказать, за что именно Коршиков щедро отблагодарил Жозефа. Но факт оставался фактом – после отъезда лейтенанта креол сумел выкупить жену, прибрести небольшой домик в Кюрпипе и занялся плотницким делом. Своего первого сына он хотел назвать Александр, но, подумав о чем-то пару дней, назвал его своим именем – Жозеф-младший.

– У меня был русский друг, – когда сыну было уже пятнадцать, рассказал наследнику бывший пират. – Он очень хороший человек и помог мне во многом. Благодаря ему я женился на твоей матери. Он оставил на острове две шкатулки, но должен вернуться за ними. Если меня к тому времени уже не будет, то ты должен будешь отдать одну шкатулку, которая спрятана у нас в доме, а открыв ее, он узнает, где вторая, и достанет ее сам. Я нарисовал его портрет, и он висит у нас в мастерской, ты узнаешь его. Когда у тебя будет сын, назови его Жозеф или Жорж и расскажи ему об этом. Ты знаешь, я был моряком и ходил с Сюркуфом, но я всегда был честным человеком и держал слово. Если придут наследники русского лейтенанта и ты увидишь, что они действительно те, за кого себя выдают, то отдай им шкатулку. Они должны знать, что им нужно.

Прошел год, десятилетие, двадцать лет, наконец, сто лет, и каждый новый Жорж рассказывал своему старшему сыну, почему у него такое имя и что он должен будет сделать, когда к ним приедут наследники русского лейтенанта, портрет которого висит в мастерской. А если первой родится девочка, то ее следует назвать Жоржетт. Впрочем, детей должно быть много, и мальчик обязательно появится и станет Жоржем.

– Но они приехали не одни, – заметил Жорж-младший. – За ними следили двое. Они сначала стояли снаружи – вроде бы не хотели мешать покупателям, а потом, когда русские уехали, зашли к нам и стали спрашивать, чем эти русские интересовались. Может быть, тут что-то нечисто, – резюмировал Жорж.

– Мы должны посмотреть за обеими группами и, думаю, достаточно скоро поймем, кто есть кто, – подвел итог глава семейства. – Жорж будет с тройкой с фотографом, а ты, Морис, должен узнать, откуда взялись остальные.

На небольшом острове все старинные семейства знают друг друга, а многие связаны и родственными узами. Правда, приходится довольно долго вспоминать, кто и когда на ком женился и что из этого в результате получилось примерно лет сто назад. В силу этого Морису достаточно было обратиться к своим друзьям еще по школьным и студенческим годам, и довольно скоро он имел информацию, которая немало озадачила клан старого мастера. Об «остальных» было известно, что они «нехорошие люди».

– Филипп, – критически оглядывая белое тощее тело, лежащее на соседнем топчане, обратился к нему Василий, – а ты спортом никогда не занимался?

– По-настоящему нет. В школе была обычная физкультура, а в институте, чтобы получить зачет, записался в секцию фехтования. Был два курса «левшой на рапире», получал от этого небольшое удовольствие.

– Так ты вроде бы не левша. И вилку правой рукой держишь, а чашку тоже…

– Тут такое дело, – при этих словах Филипп перешел в положение «сидя». – Пришел записываться, ну, как положено, переоделись, построились, тренер показал нам стойку, и мне оказалось удобнее выставить вперед левую ногу. Так он своего удовольствия не стал скрывать – ты, говорит, левша. Будешь левшой на рапире. Он всем выдал рапиры, а мне со специальной ручкой, для левши.

Василий покачал головой, оказывается, Филя потенциально «двухсторонний» человек, обладает какими-то особыми качествами, которые имеют научные обоснования, и, в силу этого обстоятельства, должен иметь преимущества перед остальными.

– Что-то из фехтования помнишь? – поинтересовался, также усевшись на топчане и повернув голову в сторону соседнего топчана, Василий, поигрывая при этом мышцами рук, как это делают культуристы.