Голубой велосипед

Поставив на пол кожаный чемоданчик, принадлежавший еще ее матери, она преклонила колени, преисполненная желания верить, отдать себя под защиту Господа. Но ощутила лишь глухую тоску. Всего четыре часа! Волоча ноги, в церковь вошла старая женщина. Она остановилась перед Леа и долго ее рассматривала, а потом отошла, бормоча: "В таком платье не ходят в церковь".

Из-за летнего зноя Леа упустила из виду, что ее холщовое синее платье слишком открыто. Порывшись в чемоданчике, она извлекла оттуда платок, который накинула на голову, немного прикрыв им и плечи. Так она будет привлекать меньше внимания.

Четыре часа тридцать минут. Леа вышла из церкви и направилась к базилике Сен-Сернен. Как и прежде, воздух был неподвижен, стоял тяжелый зной. Деревянные подошвы звонко стучали по неровному булыжнику мостовой. Внезапно в особняке XVII века распахнулась тяжелая створка ворот, и вышедший оттуда мужчина резко потянул ее за собой под свод.

– Но…

Чья-то ладонь закрыла ей рот.

– Замолчите. Вам угрожает опасность.

На улице Тор послышался топот бегущих ног, совсем рядом зазвучали голоса:

– Этим жидам не убежать…

– Не радумся слишком рано, эти еврейские шлюхи хитры…

– Согласен, но шеф еще хитрее.

– Неужели правда, что им помогают священники?

– Так говорят. Но меня никто не заставит поверить, что это не коммунисты, переодевшиеся в кюре.

– Однако арестованный вчера доминиканец – самый что ни на есть настоящий…

Леа затрясло рядом с продолжавшим ее удерживать человеком.

– Надо проверить. Если настоящий, то пожалеет, что на свет родился, каким бы священником он ни был. Надо в Бога не верить, чтобы евреям помогать.

На улице резко прозвучал свисток.

– Пойдемте.

Двое мужчин бросились бежать. Затем послышались крики, брань, выстрелы… и тишина.

Леа с закрытыми глазами прислонилась к воротам.

– Пошли. Будем пробираться подвалами.

– Умоляю, скажите, это не моего дядю арестовали?

– Не имею представления. Вчера Лекюссан и его подручные устроили засаду на евреев и их проводников. Слышал, что среди них был и священник.

– Как он выглядел?

– Не знаю. Пойдемте скорее, сейчас весь квартал оцепят.

– Только еще один вопрос. Откуда вы знали, что я должна буду здесь проходить?

– У меня приказ охранять вас от Нотр-Дам-дю-Тор до Сен-Сернен. Проходя мимо базилики, я узнал Жозефа Леюоссана и двух его людей и подумал, а не находятся ли они там из-за вас? Теперь вам все ясно? Вы пойдете?

– Да.

– Дайте мне ваш чемоданчик, – сказал он, сунув под мышку пистолет, который не выпускал из руки.

Через боковую дверь они проникли в особняк и, спустившись на несколько ступенек, оказались еще перед одной дверью, которую проводник открыл ключом.

В течение довольно долгого времени, показавшегося Леа бесконечным, они пробирались через лабиринт полузасыпанных проходов, разбитых лестниц, то поднимаясь, то опускаясь, проходили под скудно освещенными великолепными сводами. Запыхавшись, Леа остановилась.

– Где мы?

– Под Капитолием. В старой Тулузе погреба иной раз достигают нескольких этажей. У некоторых плохая репутация, ибо еще в эпоху инквизиции они служили местом пыток. Но многие в течение столетий использовались как убежища. После начала войны мы вместе с несколькими товарищами их расчистили, устроили несколько выходов.

Еще какое-то время они шагали молча. И вдруг через узкий проход, где приходилось постоянно наклонять голову, они вышли в громадный зал из розового кирпича с величественными стрельчатыми сводами. Его освещали укрепленные в песчаном полу факелы. Ошеломленная Леа задрала голову к готическим сводам и медленно повернулась кругом. Помимо входа, через который они вошли, других видно не было. Колеблющийся свет подчеркивал таинственность и великолепие помещения.

– Ну как? Закончили ваш осмотр? – спросил спутник.

– Чудесно.

К ним подошел мужчина:

– Зачем вы привели ее сюда?

– Шеф, думаю, я сделал правильно. Не мог же я ее оставить в руках Лекюссана? Вы же знаете, что он делает с женщинами?

– Мишель, не тревожьтесь. Я за нее отвечаю.

Этот голос…

– Старина, если берете ответственность на себя…

– Лоран…

Прижав пальцы к губам, она смотрела, не веря своим глазам, как к ней подходит человек, которого она любит. Как же он изменился!

– Да, Леа, это я.

– Лоран, – повторила она.

Он привлек ее к себе и обнял.

Для Леа больше ничего не существовало в мире. Только то тепло, что охватило все ее тело, только то дыхание, что ласкало ей шею, только тот голос, что нашептывал ее имя. Очарование было разрушено лишь после того, как голос мужчины, которого звали Мишелем, произнес:

– Ну, на сегодняшнюю ночь она может остаться, но завтра с утра ей следует уйти.

Какой ей дело до завтрашнего дня? Важен был только этот миг, ибо она сознавала, что сейчас он ее любит. И это – несмотря на его вопрос:

– Как поживают Камилла и маленький Шарль?

– Хорошо. Ты же знаешь, они в Монтийяке с того времени, как гестапо конфисковало Белые Скалы. Шарль – очаровательный мальчуган, он очень похож на тебя. И вроде бы очень меня любит.

– Кто бы мог тебя не полюбить! Как я смогу хоть когда-нибудь отблагодарить тебя за все, что ты для меня делаешь?