После долгой жизни в воображаемом мире Валенси окунулась в самую гущу бытия. Она была занята — очень занята. Дом нужно было привести в порядок. Недаром Стирлинги вырастили её привычной к аккуратности и чистоте. Если она находила удовольствие в уборке грязных комнат, здесь она получила его сполна. Ревущий Абель считал глупостью, что она выполняет намного больше работы, чем от нее требовалось, но не вмешивался. Он был весьма доволен сделкой. Валенси хорошо готовила. Абель отметил, что она вошла во вкус. Он нашел у Валенси лишь один недостаток — то, что она не поет во время работы.
— Люди должны петь, когда трудятся, — настаивал он. — Так веселей.
— Не всегда, — возражала Валенси. — Представьте поющего за работой мясника. Или гробовщика.
Абель хохотал во все горло.
— Вы любому утрете нос. У вас на все есть ответ. Думаю, Стирлинги рады, что избавились от вас. Кому понравится попасть к вам на язык?
Обычно Абеля не бывало дома днем — если он не работал, то охотился или рыбачил с Барни Снейтом. Возвращался вечером, всегда очень поздно и часто очень пьяным. В первый же вечер, услышав, как он с ревом идет по двору, Сисси успокоила Валенси, что ей не нужно бояться.
— Отец не сделает ничего плохого — просто пошумит.
Валенси, лежа на диване в комнате Сисси, — она выбрала ее для сна, чтобы быть рядом, иначе Сисси никогда бы не позвала ее — совсем не боялась и сказала об этом. К моменту, когда Абель распряг лошадей, ревущая стадия прошла, и он отправился в свою комнату в конце коридора, плача и молясь. Спокойно засыпая, Валенси слышала его отдаленные стоны. Но по большей части Абель бывал добродушен, хоть и вспыльчив время от времени. Однажды Валенси дерзко спросила его:
— В чем смысл так взрываться?
— Это такое чертово… облегчение.
Оба расхохотались.
— Вы славная маленькая штучка, — восхищенно сказал Абель. — Простите мой плохой французский. Я не это имел в виду.[15] Привык подшутить. По правде, мне нравится женщина, что не боится разговаривать со мной. Сис всегда была слишком бессловесной, слишком. Потому и плывет по течению. Вы мне нравитесь.
— И все же, — решительно сказала Валенси, — нет смысла проклинать все подряд, как вы это делаете. И я не собираюсь терпеть ваши грязные следы на только что выскобленном полу. Вы
Сисси очень любила чистоту. Она поддерживала порядок в доме до тех пор, пока могла. Она была трогательно счастлива, что рядом с нею Валенси. Долгие тоскливые одинокие дни и ночи в обществе лишь тех жутких старух, что приходили работать по дому — Сисси ненавидела и боялась их. Она льнула к Валенси, как ребенок. Не было сомнений, что Сисси умирает. Хотя, внешне, ничто не вызывало тревоги. Даже кашель ее не был слишком сильным. Почти каждое утро она могла встать и одеться, а иногда даже что-то делать в саду или на просеке, в течение часа или двух. Через несколько недель Сисси, казалось, настолько окрепла, что Валенси начала надеяться на ее возможное выздоровление. Но Сисси лишь качала головой.
— Нет, я не поправлюсь. У меня почти разрушены легкие. И я не хочу. Я так устала, Валенси. Смерть принесет облегчение. Но я очень рада, что ты здесь, ты даже не представляешь, как много это значит для меня. Но, Валенси, ты слишком много работаешь. Это совсем ни к чему — отцу нужно лишь, чтобы была готова еда. Не думаю, что ты сама слишком сильна. Иногда ты такая бледная. И эти капли, что ты пьешь. Ты здорова, дорогая?
— Со мной все хорошо, — легко ответила Валенси. Она не хотела волновать Сисси. — И я не так уж много работаю. Я счастлива, что у меня есть дела, которые хочется делать.
— Тогда, — Сисси нежно взяла Валенси за руку, — давай больше не будем говорить о моей болезни. Давай забудем о ней. Давай притворимся, что я снова маленькая девочка, а ты пришла сюда поиграть со мной. Я мечтала, давно мечтала, чтобы ты пришла. Я знала, ты не могла. Но как я хотела этого! Ты всегда отличалась от других девочек — такая добрая и милая, как будто в тебе было что-то, о чем никто не знал, — какая-то драгоценная, прекрасная тайна. Это так, Валенси?
— У меня был Голубой замок, — сказала Валенси, рассмеявшись. Ей было приятно, что Сисси так думала о ней. Она никогда не подозревала, что может нравиться кому-то, что кто-то восхищается или интересуется ею. Она рассказала Сисси о своем Голубом замке. Никогда и никому она не говорила об этом прежде.
— У каждого есть свой Голубой замок, — тихо ответила Сисси. — Только называется по-разному. У меня тоже был когда-то.
Она прижала маленькие тонкие ладони к лицу. Она не поведала Валенси, кто разрушил ее Голубой замок. Но Валенси знала, что это был не Барни Снейт.
Глава XVIII