Голубые родники

…Медленно гаснут вечерние зори, и тишина — густая, плотная — окутывает урочище. Огоньки бакенов цепочкой указывают пароходам тропку, музыка доносится из далекого парка, сегодня там непременные танцы, а потом кино.

Я бреду по темной улице к дебаркадеру, перебираю в памяти события минувшего дня и всех дней, что остались позади. Наверное, трудно, очень трудно будет рассказать мне обо всем Доне — до самого устья. А надо, обязательно надо, потому что я хочу, чтобы стало на земле больше людей, полюбивших бы эту землю, эту степь…

Огнев курган

Ах ты, Маныч, наша Маныч, — речка быстрая.

Протекала ты, речка Маныч, сверху донизу,

Из соляных озер до речки Дона тихого…

Казачья народная песня

Там, где петляет по степи узкий и вертлявый Маныч, неся в Дон свои воды, стоит каменная скифская баба. Торопятся годы и столетия, а каменная баба так и осталась, зачарованная, встречать за Доном зори и провожать на покой солнце, когда оно устало клонится за курганы.

Их много, курганов, в долине Маныча. Я пришел к одному, куда чаще добираются из ближних и дальних хуторов люди и где подножие усыпано маками. Над седым курганом стоит обелиск с высеченными в мраморе золочеными буквами:

«Комендору крейсера «Аврора» Е. П. Огневу и его однополчанам, погибшим от руки белобандитов 20.IV. 1918 года, — от жителей хут. Казачий Хомутец и следопытов Октября 6 класса «Б» школы № 90 Ростова-на-Дону 20. IV. 1966 года».

Это Огнев курган. В честь комендора Евдокима Огнева, который и родился, и сложил голову за революцию в этих местах.

Хутор Казачий Хомутец — в низине, у самого шляха. Старый ветряк с потемневшими крыльями, их уже совсем почти не осталось на Дону. Буйные заросли садов, пышный ковер хлебов за ними. Оттуда хорошо виден обелиск на кургане.

…Восемнадцатый год, весна. В огне Дон, в огне Маныч. Гудит толпа на хуторской площади, доносится издалека канонада. А он — в казачьей бурке поверх бушлата, в бескозырке с лентой «Аврора», — широко, по-морскому расставив ноги, стоит на крыльце хуторского правления. Много не скажешь, потому что время торопит: отряд понес большие потери, кто за Советскую власть, пусть седлают коней.

Вокруг хутора белогвардейские заслоны. Нужно пробиться через них, чтобы помочь красному Царицыну. День за днем разведка боем, лихие налеты на беляков, короткие митинги — и опять бой. До поры минуют матроса пули, щадят шашки, а беда уже притаилась за курганом. Неравны силы, и лишь трое остались в живых раненый Огнев, его ординарец и молодой хуторянин Крысин, только накануне вступивший в отряд. Нужно уходить, они подняли лошадей, поскакали в степь. И вдруг тот, третий, сорвал с плеча карабин и выстрелил в спину Огневу. Оглянулся ординарец — увидел, как падал командир. Ничего понять не успел — пуля предателя настигла и его. Крысин соскочил с коня, подошел, хромая, к Огневу, с опаской перевернул его и сосредоточенно стал снимать с убитого сапоги…

Лишь через несколько дней нашли хуторяне тела брошенных белыми в манычские камыши Огнева с ординарцем и зарубленных красногвардейцев из его отряда. Там и похоронили их. А обелиск поставлен здесь уже недавно. В хуторе не знали, что Огнев служил на «Авроре» комендором. Об этом стало известно в 1966 году, когда красные следопыты из Ростова побывали на легендарном крейсере в Ленинграде.

На «Авроре» есть корабельный музей, а в нем — заявление матросов с просьбой отправить их на фронт против Каледина. Тринадцать подписей под заявлением, и первая — комендора 1910 года службы Евдокима Павловича Огнева. Семь лет плавал Огнев на крейсере, на восьмой год сел на коня: нужно было отстаивать Советскую власть на родном Дону.

В Казачьем Хомутце мне рассказали об Огневе соратники комендора. Годы посеребрили их головы, легли глубокими морщинами на их лица, но нужно видеть, как задорно вспыхивают у них в глазах огоньки, когда вспоминают ветераны свою боевую молодость. Начни расспрашивать — не будет конца рассказам, только слушай, и каждый из стариков убежден, что без него-то и революция не победила бы.

Да, если вдуматься, оно и в самом деле так. Недаром поныне держат старики в красном углу, там, где прежде бывала «божница», потертые буденовки да старые сабли в исцарапанных ножнах. Иные и через последнюю войну их пронесли. Думаешь, вытащит сейчас хозяин шашку, попробует о ноготь, не затупилась ли, выйдет за дверь — и загрохочут копыта, запоет боевая труба… Только молчит степь, и хозяин не снимает со стены шашку: давно отслужили, каждый свое. Зато расскажет он вам про Огнева.

А еще расскажут вам в Казачьем Хомутце про то, как погиб в их местах уже в феврале 1920 года легендарный начдив Азин. Тяжело раненный, он попал к деникинцам в плен, его пытали, а он только и успел сказать: «Перед вами Азин. Расстреливайте немедленно». Его тело бросили в полынью, и вроде бы с той поры гудит в своих истоках река Маныч, не утихая ни днем, ни ночью.