Голубые родники

Местные жители рассказывают об озере Маныч-Гудило много легенд. Из озера берет свое начало река. В очень давние времена вся долина Маныча была дном морского пролива, соединявшего Азовское и Каспийское моря. Когда море отступило, в земных пластах осталось много соли. Воду из озера Маныч-Гудило пить нельзя: она горько-соленая. Осенью и весной, когда гуляют над степью штормовые ветры, поднимаются на озере высокие волны, с шумом разбиваются о берег, и тогда гудит, воет Маныч…

Некоторые ученые объясняли «загадочный» гул тем, что якобы на дне озера существуют бездонные пучины, соединяющие подземным путем Гудило с Каспием. Но большинство исследователей доказало, что во время устойчивых и сильных ветров уровень воды в озере резко меняется. А гудит оно потому, что северный берег озера крутой и высокий (до двадцати метров). Когда волны ударяются о него, они создают шум прибоя, который многократно отражается от изломов берега.

Название «Маныч» — от тюркского «манач», что означает «горький». В устье Маныча есть еще хутор Арпачин. «Арпа» — значит «ячменный», «чай» — «поток», но он же и… «сухое русло». Горька в соленых проплешинах степь вокруг, а зимой в самую лютую стужу не сковывает реку лед.

Лет двадцать назад озеро Маныч-Гудило приняло кубанскую воду, она пришла через Невинномысский канал. Это опреснило Маныч, сделало его воды пригодными для орошения. И скот эту воду пьет. Человек не пьет; если перекипятить, слить осторожно, еще можно утолить жажду. Но последние годы все меньше и меньше кубанской воды приходит в Маныч (краснодарцы задумали свое степное море построить, а воды не так уж в Кубани много) и соленость реки начала снова возрастать.

Будто сама природа сделала манычскую долину заповедной. Люди не селились в горькой степи, и охотники не жаловали: неприветливы эти места. На Маныче можно встретить журавля-красавку, дрофу, стрепета, фазанов, гнездятся здесь лебеди и пеликаны (их зовут «бабы-птицы»), бродят лоси. И зайцев несметное множество: их даже отлавливают, чтобы самолетом отправить в Читу или Владивосток, на Урал или в Подмосковье.

Отправляют с Маныча не только зайцев, но еще и раков. И куда бы вы думали? Не в Ростов, где их считают чуть ли не «фамильной» гордостью (только попробуй — захочется снова), и даже не в Москву, а… в Париж. Даже там, оказывается, в почете донские раки. Есть возле Манычской станицы неприметный домик на берегу степной речки, живут в нем пятеро рыбаков, промышляют по песчаным омутам в непромокаемых сапогах, добывая такое редкое лакомство. «Ни рыба и ни мясо, но вкусней того и другого», — отозвался когда-то о пищевых качествах рака Аксаков. Но раки не всегда вкусны: есть поверье, что самыми вкусными они бывают, если в названии месяца, когда их поймаешь, есть буква «р». Даже зимой. Егерь прочитал мне целую оду в честь рака. Я не знал, что в пору первой Всемирной выставки звание «кушанье королей» присвоено было, оказывается, блюду «русский рак». А в Монте-Карло на приеме для участников международных автогонок подавали как-то среди особо изысканных блюд «пику донского казака». «Древком» этого кушанья были раковые шейки.

Азоврыбвод широко оповестил, что любительский лов раков без права продажи разрешен всем гражданам, причем каждый должен иметь не более трех раколовок и поймать пятьдесят раков. Выловишь больше — выпусти в реку. Попадется «недомерок» — меньше девяти сантиметров — тоже выпусти. Мечут раки икру — вообще не лови. А стоило это, строго говоря, вообще разрешать? Не лучше было бы запретить лов раков хотя бы на два-три года и сурово карать тех, кто нарушит запрет? Ведь нужно думать не только о том, что есть сегодня у нас на столе, но и о том, что будет завтра.

Не раками, конечно, славен Хомутец. Раки — это к слову, его из песни не выкинешь. Славен Хомутец крепким колхозом, председатель его — Сергей Ефимович Захаров, Герой Социалистического Труда.

На Маныче неважные земли. Здесь мало воды, много солнца, много соли. Когда поднимали хуторяне разрушенное войной хозяйство, жили призрачной, как многим казалось, мечтой о стопудовых урожаях (без ста пудов ни одна частушка в клубе не пелась). Мечта-то оказалась вовсе не призрачной. Кубанская вода омолодила Маныч. В прошлом году даже пыльные бури не помешали собрать по двадцать пять центнеров пшеницы с гектара. Пришлось, правда, трудиться, забывая и об отдыхе, и о времени. А по труду и сегодняшний быт хуторян: появились кирпичные дома, колхозная пекарня, водопровод на шесть километров, хорошая школа-интернат, клуб. Сейчас больница строится, Дом культуры. Так что недаром пролил Евдоким Огнев кровь свою возле древнего кургана.

…Строгая тишина стоит возле обелиска, и горячее солнце не может согреть холодный мрамор. Колышется в знойном мареве степь, плывут низко над Манычем перистые облака, и будто сама вечность приходит на седую шапку кургана — властно, неотразимо.

Это ей, вечности, принадлежит Огнев курган.

Донская Венеция