Голубые родники

В Раздорской крепкий колхоз «Советский Дон», рыбколхоз имени Третьего Коминтерна. Станичные овощеводы — неизменные участники Выставки достижений народного хозяйства. И знаменитая «донская чаша» родом отсюда, из станицы Раздорской.

И еще в станице чудесный пляж. Летом сюда приезжают отдыхать даже из Москвы и Ленинграда, все левобережье уставлено палатками, катерами.

Солнечное ожерелье

На зорьке у нашей станицы

Волна голубая поет:

В родную Москву-столицу

По Дону плывет пароход.

И где ты далеко не будешь,

Хоть всю ты объезди страну,

Нигде никогда не забудешь

Станицу на Тихом Дону…

Из песни,

сложенной народным хором

в станице Багаевской

Каждое утро, разворачивая истрепанную карту, я обдумываю очередной отрезок пути: за день побывать там-то и там, к ночлегу успеть вот сюда… Намерения мои сбываются не всегда. Дело в том, что жизнь оказывается во сто крат интереснее, чем наметки, что сделал я, когда собирался в путешествие. А Дон уже не тот ручеек, каким я запомнил его в Новомосковске, хоть и неблизко еще до взморья…

В этих местах река могучая, богатырская. От станицы Раздорской и до самого хутора Пухляковского добирался я на буксировщике «Грозный».

Капитан «Грозного» родился в хуторе Пухляковском. Правда, раньше звали хутор иначе — Собачий. Вроде бы шло это название еще с тех пор, как была здесь переправа на дороге между Ногайской ордой и Крымским ханством. А потом назвали Пухляковским в честь казака, который вывел новый сорт винограда — знаменитый теперь «пухляковский». Виноградников и сейчас немало, и урожай собирают хороший.

Низовья Дона называют еще солнечным ожерельем: Цимлянск — Пухляковский — Ейск. Здесь благодатные почвы, много солнечных дней в году, места эти могут соперничать с лазурным крымским берегом и с Черноморским побережьем Кавказа. Могут, но пока еще не соперничают. Оттого, наверное, на столе нашем избыток грузинских вин и меньше донских.

Когда увидел я Пухляковский, невольно подумал: помилуйте, какой же это хутор? Кирпичные дома в четыре и пять этажей, башенные краны повсюду: стройка не прекращается, клуб, больница, студенческое общежитие, опорный пункт Института виноделия, улицы в камне… И все в густой зелени садов. Говорят, когда приехала сюда киноэкспедиция — искала она «типичный» казачий пейзаж, режиссер, снимавший после войны в Пухляковском по рассказу Шолохова фильм «Жеребенок» и не видевший мест этих лет десять, так и ахнул: «Испортили хутор». Вот как быстро меняется облик придонских станиц и хуторов. Вчера станица, а сегодня уже город.

Хуторяне — народ приветливый. Стоило начать мне расспросы, как сразу вызвались добровольцы показать и дом, где жил цыган — прототип Будулая, чью печальную судьбу изобразил Анатолий Калинин в романе «Цыган», и хату, где совсем недавно умерла разбитая параличом «волчица» из рассказа «Эхо войны», и могилу советских разведчиков, которых выдала «волчица», ну и, конечно, дом Калинина — старый, обшитый темно-серыми досками, с высокими подпорками, с мезонином, где у писателя «святая святых» — рабочий кабинет. И вид на Дон открывается такой же неоглядный, как в Вешках…

Я не задумывался прежде, сколь благодатно такое повседневное общение с жизнью, с народом, что установилось у многих писателей Дона: Шолохов живет в Вешенской, Закруткин — в Кочетовской, Калинин — в Пухляковском, Изюмский — в Волгодонске, Скрипов — в Азове, Колесников — в Сальске, Авилов — в степном совхозе на реке Чир…