Голый завтрак

Когда-то и я был молод, и у меня в ушах звучал чарующий зов легких деньжат, женщин и худых мальчишеских задниц, только не выводи меня из себя ради всего святого, я намерен кое-что рассказать, пускай твой хуй встает и с песней тянется к жемчужно-розовой юной пизденке или выводит задушевный напев смазанной слизью смуглой, трепещущей мальчишеской жопе, слушай свой хуй, как магнитофон... и когда ты доберешься до жемчужно-ярких бриллиантов простаты, что накапливаются в золотистых мужских яйцах, неумолимых, как почечный камень... Прости, я должен тебя убить... Моя старая серая кобыла[46] уже не та, что прежде... не может публику завлечь... а публику надо покорять на лету и на бегу, ее надо с ног сбивать... К тому же меня, точно дряхлого льва, донимают гнилые зубы, а будь у меня зубная паста «Амидент», я бы и до сих пор грыз свежатинку... Эти старые дерьмовые львы начинают просто-напросто пожирать мальчиков... А кто их в этом упрекнет, раз мальчики так сладки, так прохладны, так чисты[47] в Сент-Джеймсском лазарете? Нет, сынок, не вводи меня в трупное окоченение. Уважь стареющего хуя... Когда-нибудь и ты превратишься в нудного старого мудозвона... А может, и нет... Уж больно ты похож на бесстыжего босоногого хаусменовского[48] катамита, на окоченевшую шропширскую инженю, таким быстроногим, как ты, перемен не избежать... Только вот убить этих шропширцев просто невозможно... одного так часто вешали, что теперь он сопротивляется, точно гонококк, наполовину кастрированный пенициллином, каждый раз сызнова набирает страшную силу и размножается в геометрической прогрессии... Так что в суде остается лишь голосовать за приемлемое оправдание и положить конец тем гнусным публичным представлениям, за просмотр которых шериф обдерет вас как липку — меньше фунта плоти никак не возьмет.

ШЕРИФ: Да за фунт я с него штаны спущу, братва. Спешите видеть! Ценный научный экспонат, связанный с местонахождением Жизненного Центра. Данный экземпляр достигает девяти дюймов в длину, дамы и господа — заходите и измерьте сами. Всего один фунт — такой же сомнительный, как трехдолларовая бумажка, и вы по крайней мере трижды увидите, как этот малый кончает, — а я никогда не унижусь настолько, чтобы подвергать этой процедуре кастрата, — и сделает он это, сам того не желая. Когда сломается его шея, глядите в оба — данный экземпляр, как пить дать, начнет ритмично вытягиваться по стойке «смирно» и всех вас забрызгает.

Мальчишка стоит на трапе, переминаясь с ноги на ногу:

«Боже мой, чего только не приходится терпеть на этой работенке! Того и гляди, какой-нибудь гнусный старый хрыч возбудится и вспомнит о плотских утехах».

Трап падает, веревка гудит, как ветер в проводах, шея ломается с громким, отчетливым звуком китайского гонга. Мальчишка сам перерезает веревку пружинным ножом и уносится по ярмарочному проспекту вслед за вопящим педиком. Педрила сквозь витрину бросается в кинетоскоп грошового пассажа, где оформляет ухмыляющегося негра. Постепенное затемнение.

(Мэри, Джонни и Марк раскланиваются, на шеях у них веревки. Они не так молоды, как выглядят в Голубом Кино... Вид у них усталый и недовольный.)

Заседание международной конференции психиатров-технологов

Доктор «Пальчики» Шефер, Малыш Лоботомия, встает и устремляет на делегатов холодный голубой поток своего пристального взгляда:

— Джентльмены, нервная система человека может быть сведена к компактному и укороченному позвоночному столбу. Мозг — лобный, центральный и затылочный — должен разделить участь аденоидов, зуба мудрости и аппендикса... Представляю вам свое выдающееся творение: Полностью Обеззабоченного Среднего Американца...

Звучат фанфары: голого американца вносят два чернокожих носильщика, которые с глумливыми усмешками зверски швыряют его на сцену... Человек извивается... Его плоть превращается в густое прозрачное желе, которое улетучивается зеленым туманом, открывая чудовищную черную многоножку. Волны неведомого зловония обрушиваются на аудиторию, обжигая легкие, схватывая желудок...

Шефер ломает руки и всхлипывает:

— Кларенс!! Как ты мог так со мной поступить?? Неблагодарные!! Все до одного неблагодарные!!

Делегаты в ужасе отшатываются и бормочут:

— Боюсь, Шефер зашел слишком далеко...

— А между прочим, я предупреждал...

— Шефер, конечно, малый незаурядный, но...

— Чего не сделаешь ради саморекламы...

— Господа, это омерзительное и во всех отношениях незаконнорожденное дитя извращенного мозга доктора Шефера не должно увидеть света...

— Он таки увидел его, старина, — сказал один из негров-носилыщиков.

— Надо раздавить эту антиамериканскую тварь, — говорит толстый, с лягушачьей мордой, доктор-южанин, налакавшийся кукурузной водки из мейсоновской банки. Он неверной походкой направляется вперед, но останавливается, напуганный внушительными размерами и угрожающим видом многоножки...

— Принесите бензин! — ревет он. — Мы сожжем сукиного сына, как обнаглевшего ниггера!