Голый завтрак

— Кокаиновые клопы, малыш, — сказал Джо, рассматривая на свет яйца. — Ездил я с Айрин Келли, развеселая была бабенка. В Жоппе, штат Монтания, у нее от коки бред начался, вот она и давай носиться по гостинице и орать, что за ней гонятся китайские легавые с большими мясными ножами. В Чикаго я знавал одного легавого, так тот обычно нюхал коку в виде кристалликов, голубых кристалликов. Так вот, одурел он как-то раз и как заорет, что его преследуют федералы, а потом бежит в переулок и сует голову в урну. Я и говорю: «С чего это ты?» — а он отвечает: «Убирайся, а не то пристрелю. Я запрятался лучше некуда!» Когда начнется перекличка, мы будем тут как тут, верно?

Джо посмотрел на Матроса и развел руками в джанковом пожатии плеч.

Матрос заговорил своим исполненным сочувствия голосом, эхом звучащим в голове слушателя. Он с трудом составлял слова холодными пальцами:

— Твой поставщик влип, малыш.

Паренек вздрогнул. Его лицо, изрытое черными джанковыми шрамами, лицо уличного мальчишки, все еще выражало остатки первозданной невинности. Сквозь серые арабески ужаса на Матроса смотрел испуганный зверь.

— Не понял, приятель.

Матрос резко оказался в джанковом фокусе. Он отвернул лацкан пальто и показал медную иглу для инъекций, покрытую плесенью и ярь-медянкой.

— Ушел в отставку на благо службы... Садись, угощайся свежим пирогом с брусникой за счет представительских. Твоя обезьяна его любит... От него лоснится ее шкура.

Через восемь футов утренней закусочной паренек почувствовал, как что-то коснулось его руки. Неожиданно он перетек в кабинку Матроса, приземлившись с неслышным хлюпом. Он взглянул Матросу в глаза — зеленую вселенную, взбудораженную холодными черными потоками.

— Вы агент, мистер?

— Я предпочитаю слово... наводчик. — Его зондирующий смех провибрировал сквозь субстанцию паренька.

— Товар при вас, дядя? Капуста у меня есть.

— Мне не нужны твои деньги, голубчик. Мне нужно твое Время.

— Не понял.

— Тебе доза нужна? Поправиться хочешь? Хочешь или нет?

Матроса обволокло что-то розовое, он задрожал и оказался не в фокусе.

— Да.

— Возьмем Независимых. У них и фараоны особые — пистолетов не носят, одни дубинки. Помню, как-то раз нас с Педрилой свинтили на Куинз-Плаза. Держись подальше от Куинз-Плаза, сынок... гиблое место... кишит сыщиками. Слишком много уровней. Легавые выскакивают из чулана, накачавшись аммиаком, как разъяренные львы... набрасываются они на бедного старого специалиста по карманам пьянчуг, от страха у него исчезают вены. Он неделю трескается под шкуру, а то и слезает на те пять двадцать девять, что Нью-Йорк щедро и даром выдает наркотам-карманникам... Так что Педрила, Гончий Пес, Ирландец, Матрос — берегитесь! Взгляните вперед, взгляните вперед, прежде чем ступить на этот путь...

Мимо со зловещим железным скрежетом проносится поезд подземки.

Дезинсектор делает доброе дело

Матрос мягко коснулся двери и неторопливым движением руки воспроизвел узоры крашеного дуба, оставив на нем едва заметные радужные завитки слизи. Его рука по локоть проникла внутрь. Он отодвинул внутренний засов и посторонился, пропуская паренька вперед.

Пустую комнату заполнял тяжелый бесцветный запах смерти.

— Эта берлога не проветривалась с тех пор, как Дезинсектор морил кокаиновых клопов, — извиняющимся тоном сказал Матрос.

Обостренные чувства паренька заметались в бешеном изучении обстановки. Дешевая квартира с проходными комнатами, вибрирующая от бесшумного сотрясения. Прибитый к одной из стен кухни металлический желоб — был ли он и впрямь металлическим? — переходил в нечто вроде аквариума или бака, наполовину заполненного полупрозрачной зеленой жидкостью. По полу были в беспорядке разбросаны обветшалые вещи, износившиеся на неведомой службе: суспензорий, предназначенный для защиты некоего деликатного органа плоской веерообразной формы; многослойные грыжевые бандажи, бинты и подвязки; большое дугообразное ярмо из пористого розового камня; маленькие свинцовые трубочки, обрезанные с одного конца.

Воздушные потоки от движения тел разгоняли застоявшиеся лужи запахов: истощенно-мальчишеский запах пыльных раздевалок, хлорки плавательных бассейнов, высохшей спермы. Прочие запахи витками розовых спиралей добирались до неведомых дверей.

Матрос пошарил под умывальником и извлек оттуда пакет в оберточной бумаге, которая тотчас расползлась в руках и рассыпалась желтой пылью. На стол, уставленный грязной посудой, он выложил иглу, пипетку и ложку. Но ни один тараканий усик не учуял крошек тьмы.

— Дезинсектор делает доброе дело, — сказал Матрос. — Иногда чересчур доброе.

Он сунул руку в квадратную жестянку из-под порошка от насекомых и вытащил плоский сверток в красной с золотом китайской бумаге.

«Как пакет с шутихами», — подумал паренек. В четырнадцать лет лишился двух пальцев... Несчастный случай во время фейерверка Четвертого июля... позднее, в больнице — первое неслышное, властное прикосновение джанка.