Право, он был великолепен, пронзителен лицом и сложён, как парковый Гермес загородного особняка, искусно вылепленный в три четверти натуры. Миниатюрность облика он умело восполнял некой величавостью движений, удерживая природную юркость.
Но всего великолепнее был его большой красный мотоцикл, прикованный цепью к водосточной трубе под окном.
Каждое утро наш друг гремел оковами, оповещая о своем пробуждении двор, и выводил сверкающую машину, словно освобожденного сказочного коня. Он бил в педаль и вскакивал в седло и составлял с фыркающим синеватым дымком чудовищем единое целое, заставляя подумать о кентаврах, какими они могли бы явиться в наш век, – и величавой дугой выкатывал через арку в залитую утренним медовым солнцем улицу. И мы решили, что любим его.