Читаем Гомер полностью

еще больше. Малейшее колебание относительно плана боя при первом же понуждении со

стороны сразу превращается у него в пылкое наступление (XVI, 713-728).

Однако совершенно ошибочно традиционное представление о гомеровском Гекторе

как о некоем непоколебимом богатыре, который ведет себя прямолинейно и схематично и

лишен всякой психологии. Эту психологию видят обычно только в знаменитой сцене

прощания Гектора с Андромахой. Действительно, нежные супружеские и отеческие

чувства, с которыми выступает здесь могущественнейший и храбрейший герой Гомера,

настолько жизненны и глубоки, что они еще и сейчас продолжают волновать читателей,

еще и сейчас являются вершиной красоты героической личности в мировой литературе.

Но обычно пропускают, что при всем своем героизме и при всей своей

принципиальности Гектор изображен у Гомера со всеми теми психологическими

слабостями, со всеми теми постоянными колебаниями и неуверенностью, со всей той

опрометчивостью, экспансивностью и импульсивностью, иной раз даже наивной

гордостью и самомнением, которые можно найти в [247] самом маленьком и недалеком

человеке. Любители схематизировать и превращать Гомера в скучный и монотонный эпос

всегда упражнялись главным образом на Гекторе. Однако это ничем не оправдывается,

если не подходить к Гектору предвзято и если внимательно читать Гомера.

Гектор думает, что ничего не стоит захватить золотой щит Нестора и пестрый

панцирь Диомеда, сделанный самим Гефестом (VIII, 191-197). Но, конечно, из этого

ничего не выходит. Он настолько уверен в своей победе над ахейцами, что готов

сравнивать себя с Аполлоном и Афиной Палладой (537-541), хотя сам же прекрасно знает,

что должны погибнуть не ахейцы, но Троя (VI, 548 сл.). Ему ничего не стоит пообещать

Долону коней Ахилла и даже поклясться в этом именами Зевса и Геры (X, 329-331). Из

отступления Агамемнона он тотчас же опять делает вывод о своей обязательной победе

над ахейцами (XI, 286-290). Но вот (XVIII, 254-283) мы читаем речь мудрого и

рассудительного Пулидаманта, сверстника и сотоварища Гектора, о том, почему не нужно

оставаться на равнине и ожидать выступления рассвирепевшего Ахилла.

Что же отвечает ему Гектор? Он опять обольщен своим приближением к ахейским

кораблям, опять забыл о наступающей гибели Трои и прямо-таки насильно заставил

замолчать Пулидаманта (285-297). Его не трогают душераздирающие рыдания и просьбы

не выступать против Ахилла, которые он слышит от своих самых близких и любимых

людей (XXII, 38-91). Но завидевши Ахилла, он, никогда и никого не боявшийся, вдруг

затрепетал и стал убегать, так что тот в погоне за ним трижды обегает Трою (136-207).

Только лживое вмешательство Афины Паллады убедило его остановиться. Но и

встретившись с Ахиллом, заговоривши с ним, он тоже раздирается внутренними

колебаниями. Поэтому слишком очевидна ложь ленивого Париса, который, не желая

воевать, сравнивает воинский дух Гектора с несокрушимым топором (III, 60-63).

Трагедия Гектора ужасная. Встретившись с Ахиллом после погони, он нисколько не

теряется и с великим мужеством вступает в поединок. Однако он очень быстро убеждается

в том, что его обманула Афина Паллада и что его оставил одного Деифоб, в образе

которого как раз и являлась эта богиня. Впрочем, еще раньше того Гомер сурово и

непреклонно возвещает (XXII, 5 сл.):

Гектора ж гибельный рок оковал, и остался один он

Там же, близ Скейских ворот, перед крепкой стеной городскою.

Он, всегда так надеявшийся на богов, убеждается теперь в их коварстве и

вероломстве и произносит слова, которые полны одновременно и мужества и отчаяния

(297-305):

Горе мне! К смерти, как вижу я, боги меня призывают!

Я полагал, что герой Деифоб близ меня находился, [248]

Он же внутри, за стеной, а меня обманула Афина!

Близко теперь предо мною зловещая смерть, недалеко!

Не убежать от нее! Уж давно это стало угодней

Зевсу и сыну его Дальновержцу, которые раньше

Мне помогали всегда. Сегодня судьба настигает!

Не без борьбы я, однако, погибель приму, не без славы!

Сделано дело большое: чтоб знали о нем и потомки!

Эти стихи являются опровержением традиционной оценки эпического стиля Гомера

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное