Гомер снова невольно скосил взгляд на лежавшее на столике фото. Это не укрылось от его матери.
– Милый мой, почему же ты не сказал нам, что сюда приходил Жорж Финк? – спросила она с оттенком мягкой печали.
Тут в сознании Гомера с быстротой молнии сработал защитный механизм.
– Жорж Финк?
– Эти господа рассказали нам, как несколько дней назад приезжали сюда, в этот дом, за Жоржем Финком и отвезли его в больницу.
Мысленно Гомер послал к черту полицейских, чертовых доносчиков, хотя поневоле и признавая, что они просто исполняли свои обязанности.
– Я не знал, что это Жорж Финк… я его не узнал… – бормотал он, вспоминая, что когда полицейские рыскали вокруг дома, то не называли его имени.
Все поверили, что его удрученный вид объясняется потрясением от случившегося. Он же надеялся, что они вспомнят: когда он в последний раз видел юного актера, ему было всего семь. За пять прошедших лет можно было уже все забыть, да и Жорж Финк мог измениться до неузнаваемости.
Изабель Пим облизала губы, ей не очень хотелось застревать на этой теме. Гомер воспользовался моментом, чтобы вернуть всех к происшедшему:
– Он что-нибудь украл? Я хочу сказать, этот тип, бродяга…
– Ничего, кроме скатерти с кухонного стола, чтоб прикрыть свою наготу.
– Но тогда зачем? Он просто залез поесть?
Ни та ни другая ничего не сказали. Казалось, мать просто отказывается говорить, а вот Нинон будто искала, как бы уклониться от ответа.
– И что он все-таки натворил? – вдруг встревожившись, настойчиво спросил Гомер.
Когда Нинон посмотрела ему прямо в глаза, мальчик понял: случилось что-то чрезвычайное. Он видел, как она сжала руку старшей сестры, а та так и сидела с опущенной головой.
– Он разгромил монтажную студию твоего отца, – сказала она серьезно.
Глава 20
Время операции «Остановить лотофагов!» приближалось семимильными шагами. Назначенная на ближай шую субботу, она приводила Гомера в состояние такой нервозности, какой он раньше никогда не испытывал. Он места себе не находил, а труднее всего было сделать так, чтобы этого никто не заметил.
Как никогда сосредоточенный, он чувствовал, что сознание ходит кругами, а нервные клетки напряжены до предела. К счастью, Биби, свернувшаяся клубочком у него в кармане или в капюшоне свитера, всегда вселяла спокойствие одним своим присутствием. Его ободряло просто тепло ее маленького тельца. То же свойство было и у всего ею сказанного, если Гомер оказывался с ней наедине.
Мама и Нинон очень просили его помочь им в поисках Добрячка: тот, как все и опасались, исчез из загончика, не оставив никаких следов.
Два часа подряд они искали пропавшего поросенка: обшарили сад, осмотрели все вокруг имения, опросили всех соседей.
Тщетно. Свинья семьи Пим была неуловима.
Нинон, привыкшая рассуждать здраво, сделала из этого вывод, что Добрячка, несмотря на его немалый вес, утащил молодой бродяга. Между прочим, грязь и вообще весь гнусный вид парня, когда она застукала его за разграблением холодильника, наводили на мысль, что он и сам недалеко ушел от свиньи.
Но Гомер понимал: и мама, и тетя предполагают совсем другое, более правдоподобное, но при этом и более печальное. Он видел, как потемнели их лица, ко гда они обыскивали самый край сада, прямо над обрывом в море: ограда там была сломана, изъедена и временем, и йодистыми ветрами: наверняка Добрячок решил сбежать через эту дыру и рухнул вниз с высоты нескольких десятков метров. Остальное довершил высокий прилив.
– Ладно, к черту режим! Не испечь ли блинов? – воскликнула Нинон, отводя Гомера подальше от скалистого утеса.
– Прекрасная мысль! – тут же подхватила Изабель. Гомер изо всех сил старался не показывать, как ему грустно. Такого притворства вполне заслуживали усилия, которые прилагали мать и тетя, чтобы его отвлечь.
Но возможная гибель Добрячка сильно огорчила его. Со свинкой он был не так близок, как с Биби-Один, но она, как и первая его песчанка, оставалась для него частичкой детства. Ведь она была неразрывно связана с памятью об отце и роковом дне, когда тот исчез.
За последние два года свинка мало-помалу заняла место, принадлежавшее в доме Раймону. Вечно подстерегавшая случай почавкать чем-нибудь вкусненьким, она ни на шаг не отходила от членов семьи, иногда спала в комнате Изабель или даже у нее в кабинете, когда та работала. Но больше всего Добрячку нравилось улечься между Гомером и Нинон и смотреть вместе с ними фильмы, причем он явно предпочитал гангстерские истории. Гомер, наверно, никогда не забудет того дня, когда Нинон вздумалось показать ему «Неприкасаемых» – кино, в котором иллюзионисты совершают налет на банк. Весь фильм маленький поросенок попискивал не переставая, как будто все понимал в этом кино – и восхищался им. Нинон едва не выгнала его на улицу, но тут его румяная рожица расплылась в такой широкой улыбке, что у нее не хватило духу это сделать. Ведь у него был такой… довольный вид!
– В котором часу придут твои друзья? – прервав его мысли, спросила мама.
– Я их позвал на шесть вечера.
– Прекрасно, я буду еще здесь, увижу их.