Гомер Пим и секрет Одиссея

– Иногда все так очевидно, что становится незаметным, – объяснила ему Лилу.

Кажется, юноша все равно ничего не понял, но не стал настаивать.

– Раймон с Добрячком поменялись местами в тот самый миг, что и мой отец, и Жорж, – пролепетал Гомер, от такого открытия его глаза раскрылись широко-широко.

Друзья и Нинон мрачно кивнули. Все обдумывали дальнейший ход ужасающего логического умозаключения, которое никто не осмеливался высказать вслух. Как будто слова могли помешать реальности того, что произошло…

Вероятнее всего, Добрячок погиб, утонув в море после неудачного падения с обрыва, или его утащили вороватые соседи – и тогда он давно превратился в ветчину или котлеты.

А в таком случае – прощай надежда вернуть в дом Раймона.

Представив себе, что его расчудесный шиба-ину обречен вечно блуждать за кулисами цирка Итаки, Гомер с грустью почувствовал, как у него щемит сердце.

Пол, потолок, дом, сад, город, тектонические пласты, небо над головой… все рухнуло.

– Ваш Добрячок полон сил и юн, и он никакой не хрюн, – пропела Биби со спинки дивана: она уже успела там пристроиться.

– Спасибо, что объяснила нам, Биби, – проворчала Лилу, сделав ей страшные глаза.

Она спустила с плеча ремень, державший гитару, сняла ее и поставила на подставку, подошла к Гомеру и встала прямо перед ним, все еще сидевшим за барабанной установкой. Несчастный, готовый расплакаться, он посмотрел на нее взглядом, больше похожим на призыв о помощи.

– Думай о своем отце, – прошептала она, дрожа от волнения. – Только о нем…

Она была права, Гомер знал это. Но как же его обожаемая собачка… и свинка… Одна мысль, что ему больше никогда с ними не поиграть… Это само по себе было невыносимо.

– Ишь какое Добрячку величье – просто он сейчас в другом обличье! – сочла уместным вставить Биби. – Биби! – одернула ее Нинон. – Хватит!

Песчанка пожала тем, что в ее фигуре называлось плечами, и смылась под машину, когда-то принадлежавшую Давиду Пиму.

– Чем глотку драть, умом берите! Меня послушать не хотите? Вам действовать пора, и смело! Я говорю вам дело, дело! – пискнула она из-под укрытия.

– Биби, заткнись же, наконец! – приказал ей Саша.

Потом обратился к друзьям:

– Мы это сделаем, Гом, мы найдем этого Одиссея и отправим на его остров. Все встретятся снова. Одиссей, Пенелопа и Телемах… Ты, твой отец и Изабель… и ты, конечно, Нинон… И это будет потрясающе, это будет великий праздник! Потом ты сможешь написать целую книгу об этой истории или снять кино, как твои отец и дедушка.

Едва заметная улыбка, мелькнувшая на лице Гомера, обнадежила его, и он продолжал, наморщив нос и состроив неожиданную для себя шаловливую гримасу:

– Хотя… насчет кино – наверное, не лучшая идея, тут бы теперь поостеречься…

Чувством юмора и забавной мимикой Саша все-таки удалось добиться, чтобы Гомер немного утешился и протянул ему руку в знак согласия.

– У меня есть план, – сказал он, поправляя свою яркую бандану. – Сейчас расскажу…

Глава 43

Притаившись под окошком берлоги Гомера, Телегон не упустил из всего сказанного там ни единого слова.

Под конец разговора, едва оправившись от потрясения – столько нового для себя ему довелось услышать, – он поистине возликовал. Конечно, положение было далеко не блестящее, его разыскивала полиция, мучила боль в ногах, он хотел пить и есть.

Хуже того – он снова вернулся туда, откуда ушел. Это лишний раз подтверждало мудрость его матери, которая говорила: в конце концов всегда возвращаешься туда, откуда вышел.

Но было и чему порадоваться! Теперь он знал ответы на почти все мучившие его вопросы, не шевельнув и мизинцем и не имея нужды никому угрожать.

Какая все-таки невероятная история…

Так, значит, сына Пенелопы занесло на ту же галеру, что и его самого. Судя по тому, что Телегон только что услышал, у его сводного брата Телемаха была слегка расстроена психика.

– Считай, наш Телемах за бортом, – вздохнул он с насмешливой улыбкой.

Он знал и остальных – конечно, Гомера и Нинон, но еще и Саша, и Лилу. Сколько лет он с ними прожил, как часто они вместе играли, и он смешил их хрюканьем и громким пуканьем. А сейчас они думали, что его пустили на ветчину. Это удручало его больше всего. И правда, каково было услышать о себе такое – уж он никогда бы такого не допустил! Но этого никто знать не мог.

Да ладно, пусть себе думают, что его перемололи в колбасу, так даже и лучше. У него будет хорошая фора, чтобы исполнить поручение, доверенное ему Цирцеей, его страшной матерью.

Единственным темным пятнышком казалась эта Биби. Выходило так, что она знает про него гораздо больше всех остальных.

Он улыбнулся, вспомнив ее старания намекнуть всем, что Добрячок не погиб, а существует в другом обличье, не в том, к какому они привыкли. Решительно, эти человеческие существа так глуповаты…

Откуда появилась эта козявка? Или у нее позади такое же превращение, как у него самого, у его отца Одиссея и Телемаха? Наверняка, ведь он никогда не слышал о том, что в этом мире грызуны наделены даром речи.