Доносившийся снизу шум моря напомнил ему о родном острове. Он уже привык жить здесь – ведь выбора-то не было! – в этом сыром краю, продуваемом всеми ветрами, но не забывал, как было жарко там, откуда он явился.
Откуда он… Спроси его об этом кто-нибудь вроде той идиотки Жюльетты Руа, и он не смог бы ответить. Ибо это и было главной проблемой Телегона – он понятия не имел, где его настоящий дом. Буквально за несколько секунд он был переброшен в иные места и уже не понимал ни откуда прибыл, ни куда.
А вторая серьезная проблема была в том, что прямо в тот самый момент, когда это перемещение совершалось, его наказала родная мать: потеряв терпение после его очередной выходки, она в одно мгновение превратила его в свинью – уж это она умела делать лучше всего.
И вот он попал в ту семью, где женщина жила одна с сыном, отец тихо смылся, как и его папаша за много лет до того. Все, что ли, отцы такие? Бегут от тех, кто их любит, ради поисков приключений во всех концах света?
Очень скоро между ним и этой грустной женщиной появилась какая-то связь. Ее звали Изабель Пим, и она разговаривала с ним как с человеческим существом, или, точнее, как со своим дорогим песиком, который исчез вместе с ее мужем. Спал Телегон у нее в комнате, в той корзинке, где раньше жила собачка, а то и прямо в ее кабинете, где она тихо сходила с ума, сидя и размышляя о чем-то с бокалом вина в руке.
Со временем он стал совсем своим в этой семье, своим для женщины, для ее сына Гомера и ее сестры Нинон. Они были добродушными, слегка простоватыми, но ведь все могло оказаться гораздо хуже: например, попади поросенок к другим людям, его могли бы просто сожрать.
В конце концов Телегон даже полюбил их, и это было взаимно. Когда девушка с мальчишкой усаживались смотреть фильм, то клали его посередке, а он обожал кино, особенно полицейские фильмы и триллеры.
Иногда они баловали его арахисом или попкорном из своих пакетиков, даже если у него из кишечника вырывались газы, что вызывало у них хохот и гримасы отвращения.
Потом очаровательный крошечный поросенок вырос в жирную толстобокую свинью. Он прекрасно видел, с каким сожалением женщине пришлось перенести место его обитания в загон за пределами дома. Впрочем, его самого это почему-то не очень удручало. Конечно, не роскошный дворец вроде того, в каком прошло его детство в окружении львов и волков, послушных, как агнцы… Но, во всяком случае, и здесь Телегон жил в тепле, его кормили, с ним играли – больше всего ему нравилось, когда его обливали водой, – и он был счастлив.
Но последние события заставили его усомниться и в этом. Непросто быть в этом мире человеком. Во множестве тех фильмов, которые он посмотрел вместе с Гомером и его тетей, проблема часто решалась деньгами – герои просто открывали набитый купюрами чемоданчик или размахивали кипой банкнот, и все разруливалось как по волшебству.
Телегон на своей шкуре узнал, как ошибался. Во всем… Деньги не решали абсолютно ничего. Впрочем, как и магия.
И все-таки он ни о чем не жалел. Хорошо было жить Добрячком. Но Телегоном – все-таки лучше.
Одежда, позаимствованная им у семьи Руа, немного жала, но была гораздо удобнее, чем строгая униформа конвой ных инкассаторской машины, а главное – куда скромнее. Ему еще прибавляло проблем то, что ходить приходится в ботинках: столько лет он трусил на четырех копытцах, и теперь было тяжело привыкать.
Но чтобы слиться с окружающей средой, не придумать ничего лучше, чем джинсы, свитер и кеды.
Телегон глубоко вздохнул и потянулся за тетрадкой, которую стянул у Пимов. Пробежав глазами несколько строк, он сразу понял – это важно: тот или та, кто это писал, рассказывали историю, смутно напомнившую ему семейные предания.
Но у него не было времени полностью и по-настоящему погрузиться внутрь всех этих перипетий.
ОСТРОВ ВТОРОГО ВЕЗЕНИЯ
Должно быть, это супруг Изабель, тот самый сбежавший муженек, подумал он.
Он перелистал тетрадку, задержав взгляд на эскизах, изображавших цирк Итаки, знаменитое местечко, населенное персонажами, которых он никогда не видел, но сразу узнал. Цербер, химеры… Эти сказки ему когда-то рассказывала мать.
Перелистывая дальше, он вздрогнул, заметив на какой-то странице свое имя. Полистал назад, возбужденно переворачивая листочки, волнуясь, и нашел это место.