Гомо Сапиенс. Человек разумный

Молодой моряк вселенной,
Мира древний дровосек,
Неуклонный, неизменный,
Будь прославлен, Человек!
По глухим тропам столетий
Ты проходишь с топором,
Целишь луком, ставишь сети,
Торжествуешь над врагом!
Камни, ветер, воду, пламя
Ты смирил своей уздой,
Взвил ликующее знамя
Прямо в купол голубой…
Сквозь пустыни и над бездной
Ты провел свои пути,
Чтоб нервущейся, железной
Нитью землю оплести…

Так что бы почувствовал Сократ, слыша такие безудержно восторженные, обильно мажорные строки? Гордость за человека? А может, горькое сочувствие, жалость к нему?

8.11. Символ XX века

Техника в своем упрощенном виде выступает как пейзаж. Традиционные ручейки, бугорки, березки с ампирной желто-белой усадьбой, воспетые столь искусно писателями благословенного прошлого, сменились клепаным двутавром мостов и заводов, бетонными вулканами градирен и ГРЭС, городами-галактиками в ртутном свечении, с невиданной пластикой небоскребов, аэродромов, зрелищем грохочущих стадионов, фестивалей и промышленных свалок. Наш язык, его музыка, его запах и цвет, его дивная образность, сложившиеся в дворянских гостиных и крестьянских избах, начинают теперь не выдерживать давления гидравлических тонн, гнутся, ломаются, рушатся от соприкосновения с металлом. Хранители языка, литературные наши весталки, естественно, стремятся уберечь его от железного ливня, шарахаются прочь от острых углов современного индустриального ландшафта, раздирающих ткань языка. Легче писать избу, рожь, кустаря, коня, чем, скажем, комбайн, конвейер, бригаду сварщиков, воздушный бой перехватчиков. Техника вынуждает нас создавать иную образность, искать новую метафору, новую изобразительность. Благо наш язык, пережив мучительную изобразительность Бунина, метафорические музицирования Белого, перековки двадцатых годов, сегодня способен «работать» в самых жестких, экстремальных режимах – способен «писать» технику.

Русский писатель, политический деятель Александр Андреевич Проханов. Журнал «Литературная учеба», № 3, 1980 год

Изначальной средой обитания человека была природа-кормилица. Она позволила человеку выжить, и хоть его существование никогда не было легким, и перебивался он, так сказать, с хлеба на квас, пути дальнего прогресса человеческого рода были обеспечены.

Когда возникли люди на земле,
Она была как полная кладовка,
И стоило лишь руку протянуть,
Чтоб все, что надо, взять в готовом виде.
Все человек бездумно тратил. Был он
Как в сыре червь…

Такими словами Имре Мадач (1823–1864), венгерский поэт-романтик в поэме «Трагедия человека» рисовал бытие (насчет сыра можно и усомниться) первобытного человека. А героя поэмы, библейского Адама, поэт заставил странствовать, переходя из эпохи в эпоху.

Добрался Адам и до будущего, и оно произвело на него тягостное впечатление. Это было, писал Мадач, время «полной победы науки». Живая природа была почти полностью уничтожена. Оставлено лишь то, «что полезно и что еще наука до сих пор не заменила». Розы, к примеру, отнимали «у хлебных злаков… все самые хорошие места» – посему эти цветы были изведены.