Гомо Сапиенс. Человек разумный

Неизвестно, сможет ли когда-нибудь человек каждое утро начинать совершенно новую жизнь, дойдет ли дело до таких крайностей. Пока же колоссальное ускореиие темпов жизни не на шутку тревожит человека. По меткому замечанию Роберта Музиля, «все большую власть приобретает чувство, будто ты проскочил мимо цели или попал не на ту линию. И в один прекрасный день возникает неистовая потребность: сойти, спрыгнуть! Ностальгическое желание быть задержанным, не развиваться, застрять, вернуться к точке, лежащей перед не тем ответвлением!». Не потому ли одно время таким большим успехом у зрителей Нью-Йорка пользовалась музыкальная (пока ее называют комедией) постановка «Остановите мир – я хочу сойти!».

Да, серьезность положения осознают не только писатели и драматурги, но и психологи, физиологи, врачи (скоро, видно, заговорят о «стрессе от быстроты перемен»!), политики, социологи, философы и представители многих других человековедческих дисциплин. Вот одно из таких авторитетных высказываний. Советский философ и публицист Генрих Николаевич Волков (1933–1993), из его книги «Эра роботов или эра человека?», 1965 год:

«Ход человеческой истории можно сравнить с железнодорожным составом, который большую часть своего многокилометрового, многовекового пути тащился подобно черепахе. На последних километрах он обрел скорость пешехода, затем – бегового скакуна, последние метры состав пролетал уже со скоростью гоночного автомобиля, переходящей ныне в сверхзвуковую, а в недалекой перспективе – в космическую.

Чем грозит для человечества это бешеное ускорение ритма истории? Что ожидает стремительно летящий состав на его пути? Достаточно ли надежны быстро убегающие рельсы? Оборвутся ли они над пропастью тотальной атомной бойни или поведут к вершинам совершенства человеческой цивилизации?..»

9.6. Девальвация человека?

…Если у тебя есть счетная линейка, а кто-то приходит с громкими словами или с великими чувствами, ты говоришь: минуточку, вычислим сначала пределы погрешности и вероятную стоимость всего этого!

Роберт Музиль. «Человек без свойств»

«Зачем нужен еще Аполлон Бельведерский, если у тебя перед глазами новые формы турбогенератора или игра суставов распределительного устройства паровой машины», – добавлял Роберт Музиль. В отличие от своих более знаменитых собратьев – Томаса Манна (1875–1955), Германа Гессе (1877–1962), – Музиль был не гуманитарием, а представителем точного знания; получив военно-техническое образование, он усердно занимался математикой, физикой, экспериментальной психологией.

Мир техники и мир человека – в наши дни они вступили друг с другом в явное противоречие. Его смысл в том, что существует резкая дисгармония между динамичным, стремительно, безостановочно развивающимся миром машин и, напротив, тяготеющим к стабильности миром людей. Об этом, в частности, в свое время предупреждал на одном из общих собраний Академии наук СССР бывший тогда президентом крупный физик, академик Анатолий Петрович Александров (1903–1994).

Мир живой природы – от инфузории до человека – ужасно консервативен, косен. Эти свойства заложены в наших генах. Обусловленные мутациями изменения конечно же имеют место, однако скорости перемен тут ничтожны: в тысячелетия по чайной ложечке!

Мозг первобытного человека, считают ученые, не столь уж отличается от мозга наших современников. Должно быть, некоторые отличия есть, но, скажем, скорость восприятия человеком речи вряд ли резко возросла. Оптимальное количество слов, которые мы можем «проглатывать» за секунду, – 2,5 слова. Наша словесная пропускная способность вряд ли возросла со времен шумеров и древних ассирийцев. Но посмотрите, как неузнаваемо – даже за последнее десятилетие! – изменился мир вещей. Возможности, предлагаемые человеку наукой и техникой, безграничны, а он сам? Теперь мы все полнее осознаем, что знания, энергия, которые способен затрачивать при работе человек, не беспредельны. В сравнении с техникой лимиты здесь скромны и вряд ли могут быть быстро увеличены. Человеческий фактор все громче заявляет о себе. Все чаще напряженные, «скоростные» условия современного труда ставят человека на грань его психических и физиологических способностей.

Получается как бы девальвация человека. В мире быстро совершенствующихся вещей и машин он сам как биологический вид, как гомо сапиенс представляется безнадежно устаревшим. Не только скорость его рефлексов, вся его психофизика, но и его поведение, суждения, мораль уже кажутся плетущимися где-то далеко позади, в хвосте у блестящего, несущегося во весь опор поезда техники. На фоне лавинообразного прогресса человек выглядит неубедительным и старомодным.