В том возрасте, когда еще придают важность портняжным и цирюльным делам и любят глядеться в зеркало, часто представляют себе также какое-то место, где хочется провести жизнь, или, по меньшей мере, место, пребывание в котором импонирует, даже если чувствуешь, что тебя лично туда не очень-то тянет. Такой социальной, навязчивой идеей давно уже стало подобие сверхамериканского города, где все спешат или стоят на месте с секундомером в руке. Воздух и земля образуют муравьиную постройку, пронизанную этажами транспортных магистралей. Надземные поезда, наземные поезда, подземные поезда, люди, пересылаемые, как почта, по трубам, цепи автомобилей мчатся горизонтально, скоростные лифты вертикально перекачивают человеческую массу с одного уровня движения на другой…
Место, где как бы волшебным образом превратившийся из исполина в мураша, в жалкую букашку человек наиболее способен ощутить эту свою неполноценность, где присутствие давящей его второй природы наиболее заметно, – это, несомненно, большой город. Растущие здесь кое-где хилые деревца, чахлая трава не в состоянии смягчить бесчинства этого технического нувориша.
Города – средоточие нашей цивилизации. Ее барометр, пульс. Достижения и просчеты тут особенно рельефны, обнажены. Для огромного и все большего числа людей город, с его каменными громадами, заслоняющими небо, – это и есть их планета, страна со своеобразным «климатом».
Город – это «остров тепла». Средняя температура тут из-за огромного энергопотребления, обилия всевозможных установок, машин, приборов, аппаратов, выбрасывающих в виде отходов в атмосферу не только газообразные продукты, но и тепло, наконец, из-за жизнедеятельности большого количества людей может быть градусов на десять выше, чем вне городской черты.
В городе иной воздух, не так светит солнце, чаще и обильнее выпадают дожди. В городах-миллионниках, по данным австрийских экспертов, продолжительность светового дня в среднем на час короче, чем за их пределами; интенсивность ультрафиолетового облучения почти наполовину меньше; сила ветра тут на 20–30 % слабее, чем в деревне; туманы наблюдаются вдвое чаще.
В воздухе, которым дышат жители города с населением в миллион человек, в 10 раз больше пыли, в 5 раз больше двуокиси серы, в 10 раз больше углекислоты, в 25 раз больше окиси углерода.
А ритмы города? «Приливы» и «отливы»? Часы пик с толчеей в метро и автобусах. Как громадный зверь, город спит ночью (потребляя мало энергии), но утром, проснувшись, еще позевывая, протирая глаза, быстро приходит в себя и выказывает всю свою силу (требуя всю доступную ему энергию).
Когда-то города были лишь мишенью для острот. Жан Кокто (1889–1963), французский писатель: «Разница между большим городом и городом маленьким заключается в том, что в большом можно больше увидеть, а в маленьком – больше услышать». Теперь же слышатся нотки горечи. Арнольд Тойнби (1889–1975), английский историк и социолог: «Город, размеры которого превышают возможности пешехода, является настоящей ловушкой для человека».
Тема города как символа новой эпохи еще в конце прошлого века (урбанизация тогда лишь пробовала свои силы) возникала в произведениях поэтов (к примеру, бельгийский поэт Эмиль Верхарн в 1895 году выпустил сборник «Города-спруты») и прозаиков. Городской «пейзаж» удачно изображен и в романе Музиля. Писатель иронизирует, создает сатиру (или точный портрет?) грядущей жизни землян:
«…едят на ходу, развлечения собраны в других частях города, и опять же в каких-то других стоят башни, где находишь жену, семью, граммофон и душу. Напряженность и расслабленность, деятельность и любовь точно разграничены во времени и распределены после основательной лабораторной проверки…».
Города, они навязывают человеку свои строгие предписания, свой «символ веры», свою волю, законы, порядки, урезают, ограничивают его права и возможности.
10.8. Эйкуменополис
Град-осьминог,
Грозен и строг,
Встал над равниной и пашней.