Гоньба

-- ...Вот теих болтунов тысяцкий побил да в поруб вкинул. Завтрева пороть будет. На площади. Кнутом. Чтобы, стал быть, людей православных, сказками не прельщали, в чужие-то земли не сманивали.

-- Погодь, мил человек. А вина-то их в чём?

-- Дык, я те и говорю! Подралися они на торгу-то. Приказчики-то с Нового Торгу грят - брехня. А теи - в драку. Ну и вот...

Бывает. Обычная ссора. И вообще - на торжище множество странных людей обретается. Мало ли городских сумасшедших разных степеней и оттенков там крутится?

Чисто для разговора поинтересовался:

-- А брехня-то - об чём? Про, поди, Беловодье толковали?

***

Легенда о Беловодье, о прекрасной земле где-то на востоке, держится в русском крестьянстве вплоть до конца 19 века.

В РИ, в конце 12 века, один из русских князей, вроде бы, отправился искать эту "землю обетованную". И, похоже, нашёл. Он вернулся через тридцать лет в Киев, был, кажется, опознан знакомцами, не смотря на изменения внешности, произошедшее за время столь долгого отсутствия. Рассказывал "прелестные сказки". Но тут с той стороны, с востока, явились монголы. Тема стала не актуальной, подробности утрачены.

***

-- Не... эта вот... Сказывают... ну... баяли они, что, есть, де, на Волге нашей место такое... Стрелка, стал быть, зовётся. И сидит тама зверь лютый. Ну... князь, або хан какой. И житьё тама... ну... мёд и мёд. Брешут, ясно дело. Не может такого быти, чтобы человеку православному хоть бы где, окромя Святой Руси, хорошо жилося.

Мужичок повспоминал ещё кое-какие, дошедшие до него слухи. Распознать в этих пересказах тексты Хотена было непросто. Но я-то знал изначальный вариант.

Хреново. Пришлось дёрнуть своего проводника.

-- Надобно сходить к посаднику. Похоже, тут моих людей в поруб сунули, завтра казнить будут. Надо глянуть и, если мои, с застенка вынуть.

Проводник мрачно осмотрел меня с ног до головы, потом, отвернувшись в сторону, процедил:

-- Не. Моё дело - довести тя до места. Иное - не моё.

Вона как. Князя Андрея я, хоть и с трудом, а уговариваю. Так мне теперь всякую вестовщину ублажать-умасливать?!

-- Пока дело не решу - дальше не пойду. Денька три-четыре проваландаемся - и идти незачем будет. Князю так и обскажу. Волю твою, княже, не исполнил, ибо гонец твой - дурень упёртый.

-- Ишь ты. А не боишься? Князь-то взыщет, не помилует.

-- Боюсь. Только людей своих под кнутом не брошу.

-- Суд над людом торговым судить - дело тысяцкого. Велел бить кнутом - он в праве своём.

Вот же, почтальон-правовед! Хотя понятно: гонцам разными дорогами ходить приходится, с разными людьми общаться. Подробности локальной правоприменительной практики... Иной раз - вопрос выживания.

Моих людей - судить только мне. С кем решать вопрос? Суд - тысяцкого, первое лицо в городе - посадник.

-- Здешний посадник или тысяцкий - тебя знают? Сводишь-познакомишь.

Тихое Лето скривился. Фыркнул. Понял, что его упёртость на мою наскочила.

"Нашла коса на камень" - русская народная... И не только про покос.

-- Седлай. В кремль.

Снова, факеншит, узду, потник, седло, подпругу... Хорошо хоть, на одного коня, не на всех троих. Конь смотрит удивлённо - ты чего, хозяин? Свихнулся? Отдых же!

"Как поймал казак коня.

Да взнуздал уздою.

Вдарил шпоры под бока...".

Тут Тихое Лето и говорит мне. Негромко. Но - матерно. Как бы это... на русский литературный...

-- Не надо коника погонять. Уставший он.

Мы, из-за нашего "скока", останавливаемся вне городских стен. Заседлали, поехали к воротам крепостным. Они, само собой, заперты - вечер же поздний!

Ощущение - как в общаге. После одиннадцати - домой не приходи. Только здесь вместо сонной злобной бабушки-вахтёрши - здоровые мужики-воротники. Тоже сонные и злобные. Очень.

Они бы и слушать не стали, но "профессиональный опыт": как в зубы получать - знают регулярно. Услыхали про "гоньбу князя Суждальского" - стали материться тише. Но не перестали.

-- А хто? А чего? А с чем? А к кому? А почему трое? А звать как? А до утра?...

Вот теперь я понял - почему Тихое Лето такой молчальник. Как у тригера - два режима. Либо - орёт:

-- Гоньба! Открывай!

Либо молчит. На вопросы не отвечает, в разговоры не вступает.

Пришлось воротникам пошевелиться - снять бревно засовное, ворота приоткрыть, проводить нас до ворот двора посадника.

Там - снова. Слуги уже конкретного боярина. Которых нет. Спят они. А вот собаки из-за забора и по всему городку - с ума сходят, на цепях рвутся-давятся. Такое... полу-повешенное многоголосье. Со всех сторон.

До симфонического оркестра Большого театра на 250 музыкантов не дотягивает. Но - близко.

Тут были слышны и сиплый, глухой лай какого-то старинного стража Шошинского посадника, и тявканье задорной шавки, и завыванье озлившегося волкопеса, и звонкий лай выжлятника... Все сливалось в один оглушительный содом. Вдали слышались ржанье стоялых коней, мычанье коров и какие-то невразумительные людские речи.

Постояли, покричали, в ворота постучали. С тамошним сторожем по-препирались.

Я уже сена кучку у забора приметил. Сенцо, конечно, сырое. Но если мою зиппу подольше подержать... Запалю и к воротам - такая дымовуха получится!