Гончая

Она буквально ничего не делала, просто сидела на матрасе. Тэмпест обвела взглядом комнату под видом любопытства, но, по правде говоря, искала что-нибудь, что могло бы пригодиться во время побега. В общем и целом там почти ничего не было. Открытая планировка. Два маленьких окошка, похожие на глазки-бусинки, слева от нее обрамляли дверь по обе стороны. У дальней стены располагался камин, а в правом дальнем углу комнаты стояла дровяная печь, к которой приткнулся пыльный, древний на вид стол, придвинутый к задней стене. На ненадежно нависших над столом полках, знавших лучшие времена, разные вещицы, разбросанные в беспорядке. У стены в паре шагов вправо от нее располагалась стремянка и вела, как предположила Тэмпест, на чердак.

Приходилось видеть места и похуже. Дом был старым и убогим, немного грязноватым, но эта грязь не оставлена человеком. В любой ситуации Тэмпест предпочла бы иметь дело с грязью, а не с человеческими испражнениями. Бриггс подбежал к шкафчику в углу и рывком распахнул дверцы, содержимое которого загремело.

– Здесь жутко холодно. Разведешь огонь? – проворчал целитель.

Она очень удивилась тому, что кицунэ повиновался без комментариев. Такое произошло впервые. С тех пор как они встретились, ему всегда было что ответить.

Бриггс что-то промычал, обнаружив необходимое, и вернулся к кровати. Он указал на рану на ноге Тэмпест:

– Мне нужно разрезать твои штаны.

– И что?

– Ты разрешаешь?

– Да, – медленно произнесла она. – Не понимаю, зачем ты спрашиваешь. Ты уже помогал мне.

Их взгляды темно-карих и серых глаз пересеклись.

– У меня вошло в привычку всегда спрашивать. До этого ты была без сознания, и я оставил все, что мог, из твоей одежды, – что-то горькое скользнуло в его выражении. – Люди любят пользоваться помощью Оборотня, а затем распускать о нем отвратительные слухи.

Он имел в виду?..

– Ты намекаешь на то, что женщины…

– Я ни на что не намекаю. Это научило меня быть осторожным. Ваш вид любит острые ощущения и экзотику, но впоследствии после таких встреч мужчин моего народа обычно заключают под стражу.

Ее затошнило.

– Это неправильно. Каждый должен отвечать за свои собственные поступки, как хеймсерийцы, так и талаганцы, – горячо проговорила Тэмпест. – Если бы обе стороны пришли к такому же мнению, то никаких преступлений бы не было.

– Разумно, – сказал Бриггс, аккуратно разматывая бинт на ее бедре. – Но мир не так устроен, миледи. Обычно вина ложится на талаганцев.

– Мне очень жаль.

Правда, в то время как она ненавидела то, за что выступали Шут и его приспешники, и случившееся с ее матерью, Тэмпест также любила и дружила с Джунипер на протяжении многих лет.

– И я не леди. Просто девушка, направляющаяся к своей бабушке.

Бриггс кивнул, его белые зубы сверкнули в улыбке, резко контрастируя с его лицом прекрасного цвета полуночи.

– Как скажешь.

Тэмпест посмотрела в сторону кицунэ. Он опустился на колени и подул на маленький огонек, перерастающий в пламя. Его рубашка туго натянулась на спине, предоставляя вид на узкую талию и мускулистые плечи. Жар разлился у нее в животе, заставив девушку нахмуриться. Взрослея, она видела множество обнаженных мужских тел. Что неизбежно, если тебя воспитывают многочисленные мужчины. Никогда еще у нее не возникало подобной реакции на кого-либо из них. Хуже всего было то, что Пайр – враг. Она не знала, каким образом он связан с Шутом, но в глубине души знала, что он приведет ее к нему.

Пайр встал и, снова ухмыляясь, повернулся к ней. В его глазах блеснуло понимающее самодовольство, которое Тэмпест терпеть не могла. Крупица испытанного влечения исчезла, как облачко дыма. Заносчивость совсем не привлекательна. От нее появлялось желание воткнуть в кого-нибудь нож или прочистить желудок.

– Ты ведешь себя, словно обо всем знаешь, но это не так, – прокомментировала Тэмпест, стараясь не звучать угрюмо.

Пайр взглянул на нее из-под прядей своих винно-рыжих волос, спадающих на глаза:

– Допускаю, что это не так.

Она скрыла свое удивление, но заметила, что его губы изогнулись в едва заметной улыбке.

– Например, я не знаю твоего настоящего имени. Раз уж ты знаешь мое, мне кажется, что справедливо будет назваться.

– Жизнь несправедлива, – возразила она. Дима произносил эту фразу так много раз, что она отпечаталась в ее памяти.

– Совершенно верно. В любом случае назови свое имя. Я же не могу продолжать называть тебя городской девушкой, правда? – Он стряхнул грязь со своих рук. – Я мог бы, но ты хмуришь брови каждый раз, когда слышишь это обращение. Тебе так не нравится, когда тебе напоминают, что ты из нашей славной столицы?

– Это потому, что я родилась не в Дотэ, – сказала Тэмпест. – Я жила в лесу до пяти лет или около того. Меня отвезли в Дотэ, после того как мою маму… после того как она умерла.