Гончар из Модиина

С той памятной встречи прошли годы. Мечты юноши сбылись. Хартат был избран царем. Многое из задуманного ему удалось осуществить.

Теперь у него гостил тот самый гончар из Модиина, с которым юноше Хартату не довелось тогда встретиться.

Хартат хотел получше узнать этого незаурядного горшечника, слава о котором, разнеслась далеко за пределы Модиина.

И это свое решение он выполнит со свойственной ему последовательностью: он будет в гончарных мастерских все время, пока горшечник будет гостить в Авдате.

Хартату интересно было увидеть собственными глазами, как работает мастер. Действительно ли иудей сможет, как обещал, изготовить сосуд, подобный гранатовому яблоку, стенки которого не превысят толщины мешка для воды из верблюжьей кожи. Такое может присниться только в юношеских снах!

На рассвете, еще до начала работ, Хартат был рядом с Эльазаром. Как и все вокруг, Царь был обнаженным по пояс. Его руки покрывал слой подсохшей глины, брызги этой же глины были на лице и крепкой сухощавой груди.

Он участвовал в составлении замеса, подливал воду, пытался запомнить даже самые незаметные движения гостя.

Шиваль, ревниво наблюдавший за поведением царя, искренне завидовал одарённому иудею, хотя охваченный злорадством, понимал, что здесь Хартата постигнет неудача. Нельзя перенять того, что дано человеку свыше.

Сам главный гончар царства понял это с первых же моментов их совместной работы. И от этого еще больше возненавидел пришельца, тщательно скрывая ненависть за подобострастной улыбкой.

Иудей навечно нарушил его покой. Он вторгся в сферу его, Шиваля, безраздельного господства!

Эльазар ничего этого не замечал. Он как бы превратился в большую, замершую перед взлётом, птицу. Был предельно сосредоточен.

Тщательно размял ком глины и уложил в центре гончарного круга. Сбросил сандалии и босыми ногами начал вращать тяжелый нижний круг.

Глина постепенно оживала. Чуть заметными движениями пальцев он выудил из вращающейся массы подобие горловины. Горловина постепенно расширялась кверху. Затем, через поднявшуюся горловину, он ввел внутрь сдвоенные пальцы левой руки, и начал медленно " раздувать" шар. Правая рука нежнейшими касаниями гладила растущее яблоко.

Царь Хартат пристально следил за действиями горшечника. Чувствительность рук иудея была неправдоподобной. Казалось, что его длинные гибкие пальцы, находясь на противоположных сторонах сосуда, видят и понимают друг друга.

Хартат хотел, было, что-то спросить, но вопрос так и замер в воздухе. Он скорее почувствовал, нежели увидел, что мастер находился где-то далеко, за пределами досягаемого. Да и мог ли тот объяснить, почему его пальцы делали именно эти движения, а не иные?

Вспоминая свои наиболее удачные работы, Хартат ловил себя на мысли, что и сам не смог бы ответить на вопрос, почему он делал именно эти движения, а не другие?

Завершив ваяние сосуда, Эльазар вынул из кармана нить, скрученную из хорошо провяленной бараньей кишки. Натянул её и отделил яблоко от основания, оставшегося на плоскости гончарного круга в виде тонкого среза.

– Хорошая работа! – с явным удовольствием отметил Хартат. Но, даже услышав эти слова, Эльазар оставался отрешенным от всего, происходившего вокруг.

Выждав, пока сосуд достаточно затвердеет, он поднял его с такой же осторожностью и нежностью, как мать поднимает только что рожденного ребенка. При этом лицо Эльазара просветлело, губы еле заметно шевелились, он молился.

В плавном движении, подобно птице парящей в воздухе, Эльазар бережно понес гранатовое яблоко к сушильному шатру. За ним, как зачарованный, последовали царь Хартат, Шиваль и несколько наиболее приближенных к царю людей. В шатре была густая тень, тянул легкий ветерок, яблоко могло хорошо просохнуть, не образуя трещин.

Хартат несколько раз обошел сосуд, внимательно осмотрел со всех сторон. Заглянул внутрь, и ему показалось, что сквозь стенки граната, как сквозь густой туман, он видит свет.

Но самое неожиданное для Хартата было то, что яблоко не опадало, не съеживалось, хотя слой стенок был неправдоподобно тонким.

Увлекаясь с детства гончарным искусством, Хартат сам создал немало изделий. Гончарное дело давало хорошие доходы семье. Особенно он ощутил это, будучи царем. Его изделия с царской печатью быстро раскупались негоциантами проходивших мимо караванов. Правд, печать он ставил лишь на самые лучшие из своих изделий.

Но то, что он видел сейчас, он не мог определить иначе, нежели как божественное откровение.

Царь долго и изучающие смотрел на Эльазара. Иудей был частицей народа, с которым Хартат был знаком. Ему вспомнилась засевшая в душу, беседа с коэном Матитьягу. Но только теперь впервые он разглядел этот народ вблизи, сквозь тонкостенное чудо гранатового яблока.

Хартат поверил, что Бог иудеев простирал над Эльазаром свою всемогущую длань.