Гончар из Модиина

Глубокой осенью, в начале второй недели месяца хешван, когда завершились полевые работы и у односельчан появлялось свободное время, Эльазар приступил к снаряжению каравана. Как всегда, он нанимал людей с принадлежавшими им вьючными животными. Выезд был назначен на второй день третьей недели месяца хешван.

Раним утром, задолго до восхода солнца, когда селение еще было погружено в ночной отдых, десятки мулов и верблюдов потянулись длиной вереницей на юго-восток, в сторону Беэр-Шевы.

Однако, пройдя около тридцати стадий, Эльазар, сменил направление и круто повернул на восток. Это давало ему возможность отдохнуть в Халуцце. Пополнить запасы воды и пищи, и через три заката солнца достичь Авдата.

К набатейской столице караван шел налегке, не считая провизии и множества пустых корзин. Вьючных животных отягощали лишь несколько тюков средней величины, заполненных отборными гончарными изделиями. Это были подарки влиятельным таможенникам и добрым друзьям, которых Эльазар намеривался посетить.

Поездка, обычно, длилась около двух-трех недель.

В Халуцце Эльазар неожиданно встретился с уже знакомым ему Гадатавом и тот с явным удовольствием сообщил, что дальше он лично поведет караван по самой короткой, из известных ему дорог. И, действительно, Гадатав не преувеличивал – за два дня пути, караван достиг окраин Авдата. Однако здесь их остановил отряд набатейских всадников.

Их высокие тонконогие верблюды стояли бок о бок и на фоне холмов пустыни были почти невидимы.

Всадники казались разъяренными. Они что-то требовали от проводника. Гадатав лишь загадочно улыбался. Почуяв неладное, к ним подъехал Эльазар.

Пограничная охрана требует дорожный налог, – объяснил Гадатав.

Приняв намёк, Эльазар велел открыть один из тюков с подарки, но Гадатав неожиданно остановил горшечника.

– Это рядовые воины, им положено выполнять свой долг, а не требовать налоги! О налогах мы поговорим с их начальником.

И Гадатав продолжал спокойно стоять, поглядывая на роскошный шатер, находившийся неподалёку. Накал спора возрастал, воины потянулись к оружию. И тогда четверо солдат, нанятые Эльазаром для сопровождения каравана, подняли дротики.

Трудно сказать, чем бы все это кончилось, если бы в эту минуту не вышел из шатра высокий, полнотелый мужчина. На его голые плечи был накинут дорогой халат, подобный тем, что везли в своих тюках караваны, следовавшие из Персии и Индии.

Халат был распахнут, обнажая округлый живот, столь несвойственный сухопарым набатеям. Ниже живота свисал парчовый пояс, его свободно висевшие концы касались дорогих сандалий.

– Нас удостоил собственной персоной начальник пограничной службы царства Карвав, – с явной иронией сказал Гадатав и скороговоркой добавил: – двоюродный брат царя Хартата.

Тем временем начальник пограничной службы приблизился к пришельцам. Он был явно раздражен, но, увидев Гадатава, неожиданно сник и даже втянул живот.

Сгибая указательный палец левой руки, он подозвал к себе Гадатава. Они о чем-то долго говорили. Глядя на них, Эльазар понял, что между этими людьми были довольно напряженные отношения. Каждый выполнял возложенные на него обязанности и ничего более.

Наконец, Гадатав отступил на один шаг, приложил ко лбу собранные в пучок пальцы и тут же направился к опустившемуся на колени верблюду. Взобрался на него, и караван двинулся к городу.

К полудню потянуло дымком. Чувствовалось приближение жилища, а значит, и долгожданного отдыха. Повеселели люди, невольно ускорили шаг вьючные животные.

Селение появилось внезапно. Оно было расположено на обширной плоской возвышенности. Вокруг, сколько мог охватить взгляд, раскинулось множество террас. Четко выделялись группы фруктовых деревьев, розовели увядшие листья на виноградных кустах.

Эльазара удивило обилие растительности в знойной пустыне, где не хватало воды даже для питья. Он невольно обратил внимание на расположение террас.

Узкие, не более двух локтей, на вершинах холмов, они расширялись до пяти, шести локтей, по мере приближения к подножью, что позволяло использовать каждый гин дождевой воды.

Заполняя узкие верхние террасы, усаженные фисташковыми деревьями, избытки воды стекали к нижним террасам, сплошь покрытым виноградниками. И, наконец, у подножья, широко разливались по ячменным полям, окружавшим город..

, Разумное использование господней влаги", – искренне одобрил Эльазар увиденное. Однако, приближаясь к городу, он обнаружил, что на ячменных полях не завершался путь дождевой воды.

От этих полей, огражденных невысоким каменным забором, были проложены неглубокие каналы, ведущие к подножью скалы. Это было удивительно и непонятно.

Куда могли деваться избытки воды, если их путь преграждала отвесная скала?

Лишь приблизившись к скале, он увидел вырубленные в камне огромные бассейны. Их стены и пол были покрыты водонепроницаемой глиной и также тщательно оштукатурены. Здесь собирались и хранились избытки воды.

Меж тем, караван проходил мимо множества шатров и хижин, возведенных из глиняных кирпичей. Некоторые из хижин были обмазаны редко встречавшейся светло-желтой глиной, которая, как знал Эльазар, высоко ценилась на рынках. Однако плоские крыши домов не были приспособлены, как у него дома, к пребыванию на них людей. Крыши были сотканы из черной козьей шерсти и туго натянуты. Вход в такой дом был широким, изредка занавешенным.

Рядом с шатрами находились загоны для коз и овец. В центре селения стояло немало богатых шатров. Однако и эти шатры были окружены загонами для скота.

Видя, как внимательно Эльазар рассматривает все, что встречалось на их пути, Гадатав кивнул на один из шатров:

– Этот шатер принадлежит Хартату. Хартат как был скотоводом до избрания его царем, так и остался им, – с гордостью и нескрываемым одобрением сказал Гадатав.

– Я нередко ходил с ним ночью на выпас верблюдов и овец. Я видел, как он разговаривал со звездами и беседовал с луной! – Но потом покосился на Эльазара и добавил: – В таком общении нет нужды в словах. У Хартата большое сердце и добрая душа. Он достойнейший из набатеев, – и на лице Гадатава застыла теплая, почти нежная улыбка.

– Царь – достойнейший из набатеев! – повторил он.

Потом неожиданно спохватился и продолжил:

– Но у нашего царя имеются и другие достоинства, – у него золотые руки гончара! Гончарная мастерская царя – его гордость. Сведущие люди говорят, что она того достойна. Возможно, они правы. Я в этом не разбираюсь, но в одном уверен: царская мастерская дает работу многим набатеям и неплохо пополняет казну.

– Впрочем, мне ли, скромному проводнику, познавшему лишь расстояния и пыль бесконечных дорог, рассказывать тебе, известному мастеру, о возможностях гончарного дела? – И Гадатав сконфужено замолк.

Слушая Гадатава, Эльазар невольно вспомнил свои беседы с коэном Матитьягу. Это было несколько лет тому назад, накануне своей первой поездки в Негев. Он зашел к коэну получить напутственное благословение.

Тогда-то он впервые услышал от Матитьягу рассказ о набатеях, народе, живущем на просторах Негева, юго-восточнее священного города Беэр-Шевы.

Среди сынов этого народа немало кочевников, – рассказал коэн, – но есть и оседлые люди. Они дружественно относятся к иудеям, ибо знают, что, и мы когда-то были кочевниками.

Набатеи – честные и смелые люди, – продолжал Матитьягу, – они ищут свое будущее, которого у них, к сожалению, нет, – с глубокой печалью сказал коэн

– Почему? – удивился Эльазар.

– Они издавна пытались найти свою судьбу в пустынях Негева, кочевали со своими стадами в поисках пастбищ, воды и тени, но не находили. Их боги – идолы были бессильны помочь им. И они занялись грабежами на Великом шелковом пути, по которому шли многочисленные караваны с дорогими товарами, пряностями и ароматическими маслами.