Гончие Артаксеркса

Барзик, как паразит при правителе, помог ему подняться. По его приказанию развернули носилки, подготовили их для правителя. Личный отряд архонта перестроился. Фригиец не слезая со своего скифского коня с мохнатыми ногами, быстро промчался осмотреть дорогу, и довольный вернулся к правителю. Его волосы развевались по ветру так же как хвост и грива его солового коня. Они были под стать друг другу.

Спарток медленно залез в паланкин, оплывший живот не позволял ему действовать быстро, впрочем, никто его не торопил, теперь он стал архонтом Понтийских земель. И отряд, следом за Барзаном двинулся вперёд.

У поворота стоял Маржик, контролировал один из неблагоприятных участков дороги. Фригиец весело подмигнул ему, и проехал мимо. Там, впереди ждали Лешай и Скуса, на ненадёжных участках.

Барзик красовался на своём коне, молодой, сильный, смелый, быстрый, со своими развевающимися по ветру волосами он успевал проскакать вперёд и вернуться, и ещё объехать вокруг медленно передвигающегося паланкина. Они стремились завершить день за разгульным застольем. Спарток не обиделся, что Барзик оказался не тёткой, они даже подружились. Наконец то сын Левкона нашёл с кем пить, и баб тискать. К тому же, фригиец ещё умело играл на кифаре, что только добавляло красок к их дружбе.

Сегодня, за вином Барзик должен уговорить Спартока отдать свою сестру замуж за Бесса. За разговорами об оружие он сможет навязать нужные мысли, К тому же, самой девочки уже не будет. Сейчас её уже должны отправлять в Ифес, а оттуда в Кадингир.

После прохода процессии Маржик встретился с Лешаём прям в церемониальном здании, убранном согласно празднику.

Барзик пил с архонтом и его паразитами.

Маржик привалился плечом к закрытой двери.

— Как он там?

— Разговаривают…

— Дозу просчитал, какую давать? Что бы не было, как в прошлый раз. Этот боров Спарток проспал трое суток.

— Да кто же знал, что он такой слабый. Я же по внешнему облику смотрел. Думал, что он тяжелее. А у него одна вода в организме.

— Осторожнее… Барзик его сейчас спать уложит и всё за него подпишет. Невесту Ракшашу довезём. Перисад в Феодосии, вякнуть не успеет. Так, что пусть берёт девку и валит. Пригляди.

— Дня два-три у нас будет. Я ему коней на станциях оставлю, весть дам, всё готово будет. Ты только печать дай, что бы без вопросов.

— Да… сватовство оно такое, дело долгое. Задержимся, к переправе не успеем, потом жди три месяца. Так, что тянуть некогда. Начинайте.

Лешай кивнул и пошёл.

Калос сидел в гинекее вместе с девочкой, она вышивала, искоса поглядывая на смазливого юношу. Девочка не погодам была развитая. В свои десять лет она была крепкая, рослая, скорее напоминала насупленного медвежонка, чем будущую невесту. Её узкие глаза на круглом лице были наивно открыты всему миру, которого она не знала, и которому доверяла. Вышивая, она о чём-то рассказывала юноше, но он не слушал, отвечал односложно. Калос пытался думать. Предстояло серьёзное дело, а у него болела задница, возвращая все мысли к прошлой ночи. Возникал то образ Маржика то Барзика.

Они не спали всю ночь. Калос давно уже сидит здесь, а ощущение, словно Барзан так и забыл вытащить из него свой фалос. Вспоминались тёплые руки Маржика, его ласковые пальцы. Перед глазами всплывал его образ. То выражение на лице. С которым лугаль всматривался в лицо юного любовника, ловя малейшие изменения на нём, упиваясь всеми чувствами, которые на нём отражались.

Калосу нравилось, когда с ним общались ласково, его любили, целовали, восхищались… Пожалуй, ради этого восхищение, которое он читал в глазах Маржика, он мог бы остаться с ним. Но потом. Сейчас он не мог простить лугалю того, как его встретили. И не важно. Что потом сам лидиец с ним возился, втирал в тело охлаждающую мазь, рассасывающую кровоподтёки, делал компрессы на губы, кормил и поил сам, пытаясь загладить произошедшее. Так они наказали мальчишку за пропажу общака.

Лешай объяснил мальчишке, что за такое убивают, а его всего лишь учили, так, как это делали с щенком в любой стае. И простили ему только потому. Что щенок. Был бы взрослый, прикопали и всё, забыли как об ошибке в семье. Но на него у всех большие надежды, он их и они его любят. Вот теперь Калос сидел и думал, что же такое любовь и любит ли он кого-то?

— Если там тепло, то много одежды мне брать не нужно, — отвлёк его от размышлений голос девочки. Он даже забыл, что в комнате не один.

Девочка убрала свою вышивку, поправила длинную юбку, начинающуюся под грудью, и вопрошающе уставилась на юношу.

— Мы много брать и не будем, — юноша уловил почти убежавший от него вопрос. — Если тебе там что понадобится, там и купим. Бери только то, что тебе необходимо.

— А украшения? — девочка достала объёмную шкатулку, открыла её. Чего там только не было. Там лежали золотые вещи от диадем до серёжек, колечек, браслетов. В основном всё эллинское, с тонкой чеканкой, зернью и чернью. Калос тут же прикинул, что такую шкатулку прихватить необходимо целиком.