Гончие Артаксеркса

— Рокшаш, садись, — Артаксеркс знаком показал убрать письмена на потом, предлагая племяннику отобедать с ним. Лицо правителя изменилось, при виде гостя сразу приобрело хитрое и лукавое выражение, мечтательность исчезла из глаз, вместо неё там зажёгся огонь азарта.

Рокшаш, прозванный в армии Бессом за свою неимоверную храбрость и безрассудство, был моложе багоя лет на пять, а то и на все семь, но заметить этого было не возможно. Он был по военному строг, даже полы кандиса были заправлены за кушак, для удобства при верховой езде. Тёмные усы молодого человека залихватски торчали в разные стороны, словно сами, отдельно от хозяина, готовы были мчаться куда-то вперёд, за горизонт к подвигам и приключениям. Удачливого молодого воина любили в армии. Да и сам Ох благоволил ему.

— Аджи, — окликнул он багоя по имени. Обычно Ох не позволял себе при посторонних ласково называть его мальчиком своим. — Убери со стола.

Любой, кто не знал истинного возраста любимца Властителя, мог бы посчитать, что Аджи слишком молод, для занятий политикой. На самом же деле египтянин не только от природы был моложав, но и тратил на свой вид массу сил. Используя не только медицину Мудраи, в виде золотых нитей, но и прибегал к магии.

— Рокшаш, пора бы тебе и остепениться, — Артоксеркс хмыкнул, над тем. Как вытянулось лицо племянника. — А то всё слышно Бесс туда помчался, Бесс там проскакал, Бесс уже у моря воюет. Пора жениться и по-взрослому относится к жизни.

Поймав ехидный взгляд багоя, Рокшаш насупился.

— У Левкона дочь осталась, бери ка её в жёны, пока молодая и чистая. Понтийская кровь сильная, детей здоровых нарожает. Хлеб нам принесёт…

Ох красноречиво, помогая себе жестами, объяснял племяннику как выгодно жениться на молодой сильной понтийке с хлебным мешком, в качестве приданного. Именно Рокшаша Властитель видел своим преемником, а, следовательно, он должен был позаботится что бы тот был сильным, и богатым. Не всё же Артабазу и Кодоману на торговых путях обогащаться.

Зацепившись рукавом за украшения стола, Ох даже не заметил. Как порвал его. Зато это не укрылось от цепкого взгляда багоя. Он тут де перехватил руку своего повелителя, и вооружившись иглой взялся за дело. Мужчина прекрасно знал, сколько можно на один стежок навернуть заклинаний и заговоров. К своему Арсику он никого не подпускал, боясь всевозможного влияния.

Бесс же между тем подсел к столу, вместо того, чтобы идти по своим делам. А может и нет у него никаких дел.

Быстро справившись с прорехой, мужчина зубами перекусил нитку, Ох даже поперхнулся, встретившись с египтянином взглядом: раскрытые глаза, трепещущие ресницы, влажные губы, словно не нитку перекусывает, а естество своего господина целует…

Как-то разговор с Рокшашем перестал интересовать правителя. Племянника будущая женитьба не интересовала, видите ли женщина у него своя была, которая плечом к плечу с ним рядом воевала. Но уговаривать и объяснять выгодность брака, Оху почему-то расхотелось. Видя, что он стал тут лишним, Бесс поднялся.

— Правильно, не возражай. Вот иди и подумай, — в след племяннику крикнул Ох. — Послали боги племянника…

Только к закату багой поднялся на крышу своего парадиса в Кадингире.

Крыша была оборудована для проведения ритуалов, багой здесь совмещал некромантию с вызовом астральных даэвов.

— Мне имя — Вопросимый. Второе имя — Стадный. А третье имя — Мощный. Четвёртое — я Истина. А, в-пятых, — Всё-Благое, что истинно от Мазды. Шестое имя — Разум. Седьмое — я Разумный. Восьмое — я Ученье. Девятое — Учёный, — шептал молодой мужчина сливаясь с потоками энергии призываемых стихий, — Десятое — я Святость. Одиннадцать — Святой я. Двенадцать — я Ахура. Тринадцать — я Сильнейший. Четырнадцать — Беззлобный. Пятнадцать — я Победный. Шестнадцать — Всесчитающий. Всевидящий — семнадцать. Целитель — восемнадцать. Создатель — девятнадцать. Двадцатое — я Мазда.

Почувствовав в себе силу багой преобразился, всё его тело затрепетало входя в божественные токи. Вокруг большого алтаря на крыше, алтаря неправильной формы, словно соединяющим в себе все святыни Амеша-Спент, мужчина ходил кругами, останавливаясь у места силы каждого из Святых. Изобильные и щедрые, Амеши являлись проявлением Ахуры, одной с ним Мыслью, Словом и Делом. Их призывал мужчина себе в помощники.

Простерев руки к небу, багой выпустил птицу, вестницу Ахуры. Вниз, к земле он выпустил ежа, тварь земную, живущую в корнях деревьев, в глубоких норах.

Расставив руки багой взмолился. Полы его тёмного кандиса развевались подхваченные порывами ветра, создавая ощущение стремительного полёта. Вознеся руки к небу мужчина возликовал:

— Молюсь я ради счастья
Ему молитвой громкой,
Почту я жертвой Митру,
Чьи пастбища просторны.

Мы почитаем Митру, — сложив руки в молитвенном жесте богой поднёс их к лицу. А потом опустил руки на уровне груди… — И Матери земле, где Тьма разверзлась, и боги ушли ночевать до утра.