Гончие Артаксеркса

— Если вы родосцы, то это вовсе не значит что и петух оттуда, ты это можешь Маржию втирать, — сквозь зубы бросил Калос, когда Мемнон очередной раз попытался рассказать сложную родословную привезённого петуха. — может он и не плох. Но не родоский. Вот сейчас пойдём и проверим.

Он не тут же наклонившись вытащил из ящика петуха, аккуратно придерживая его за крылья, что бы не повредил и не клюнул. По сноровке, с которой лаконец общался с птицей сразу было видно, что далеко не первый раз он держит петуха, действия уверенные, не сжимает, но и не даёт ненужной свободы.

— Я тебе говорю, он родоский, они все клювачие, — гнул своё светленький мальчишка, гость.

Калос развернул птицу к себе головой, что-то прокурлыкал ей и нежно поцеловал у клюв. Петух даже не дёрнулся.

— Клювачие, — передразнил он Мемнона. — Не родосец.

Подхватив птицу, юноша быстро направился к месту проведения боёв. Он его ещё с пристани заприметил, как в город прибыли.

Почти бегом Калос торопился успеть на бои, пока старшие заняты своими делами и не тормошат их понапрасну. Он давно не участвовал в этих игрищах. То их не проводили в городе, где они были, то некогда было заглянуть, то ещё что нибудь случалось. А так хотелось.

— Не отставай, — поторапливал он родосца, спешащего за ним, подобрав подол длинного хитона. Сегодня вечером у него предстояло посвящение и получение воинского звания, вот и ходил разодетый для храма.

Калос сразу сообразил, что через платный ход им соваться не стоит, и денег жалко, и привлекать к себе внимание не хотелось. Он тут же нашёл. Как иначе попасть в помещение для боёв. Лаконец нашёл дырку. В деревянной стене были обломаны две доски, им их как раз хватило, что бы пролезть во внутрь. Худые подростки юркнули в дырку никем не замеченные и тут же оказались подхвачены общем гвалтом. Это был не шум рынка, и даже не спортивный шум игрищ. Они окунулись в иной мир, ставок, понуканий, окриков, подбадриваний, всего того, по чему Калос успел, оказывается, соскучиться, к чему он привык с детства.

Петушиные бои были в самом разгаре. Несмотря на темноту, лаконец не путался. Он уверенно направился к светлому пятну, неся петуха в вытянутых руках. Там, освящённый светом струящимся из проёма в крыше, шёл бой.

— Расступись! — орал Калос, расталкивая мешавших ему людей. — Я первый!

Петух с жёлтой шеей вытянутой, распушённой. По пяточку гонял своего противника, уже сдавшегося и, теперь, спасающегося бегством на своих несуразно длинных ногах.

— Я следующий! — кричал лаконец завоёвывая место себе и своей птице на пяточке.

Калос бесцеремонно уселся на песок.

— Моего смотрите петуха, я на него деньги ставлю.

Мемнон скромно держался в его тени, даже присесть постеснялся, так и остался молча стоять за спиной лаконца.

Калос потрепал своего петуха, распушил. Птица безвольно сидела у него в руках.

— Смотрите какой хороший, — юноша продемонстрировал своего спокойного бойца всем. Врятли кому из зрителей этот петух приглянулся, слишком он был покладиста и послушен в руках юноши.

Калос незаметно вогнал иглу птице в бедро и бросил на противника. Петух моментально ожил и яростно набросился на соперника, словно именно он был виноват в той резкой боли, которая пронзила его тело, словно именно он, этот враг, держал его в повиновении, не давая шевельнуть ни крылом ни клювом.

Петух вымещал всю свою злобу. Всё негодование здесь, в бою. Ему было за что мстить, и это окрыляло.

— В жопу трахни его, быстрей. Пока не сдриснул, — подбадривал лаконец своего бойца.

Соперник отказался сопротивляться признавая победу за бешеной птицей.

Калос протянул руку, свернул шею проигравшему петуху, и бросил тушку на песок. Проигравшему незачем жить. Поднявшись, он забрал деньги у распорядителя, и пошёл на выход. Теперь они могли выйти и через центральный вход.

Мемнон поспешил за ним, сунув петуха себе под мышку.

— Видел как он голову держит, видел, что он сверху клюёт? — обернулся Калос к родосцу. — Никакой это не родосец. Ты видел как я его ставил? Это с Мелоса петух. Они дуреют от боли… Так, что Маржику я скажу, что вы его обманываете.

Атосса чувствовала себя плохо, даже отвратительно. Ноги отекали так, что пальцы невозможно блог согнуть. Отросший живот зудел, и мешал. Женщина непрестанно благодарила богов, что в таком состоянии войска ей вести не придётся. Не хватало ещё родить на пол дороги. А роды подходили, и она ждала их. Оксирт, её мужчина, был отослан злобным мужем в провинцию, к родам его можно было не ждать.

Сейчас Атосса находилась во дворе дальних покоев, где был поставлен для неё шатёр, чтобы не осквернила она кровью и водами парадис. Из всего окружения, только верная служанка осталась со своей госпожой, не боясь наказания.