Гонка по кругу

Я не боюсь, ведь я не одинок. Часто ко мне приходит Аве, или Ева, говорит, что скоро я перестану быть Феликсом Фольгером, стану снова Филиппом Регловым, тем, кем был когда-то давно, в прошлой жизни. Она заберет меня с собой, и мы соединимся в вечности и больше никогда не расстанемся. Я не всегда ей верю, порой пытаюсь спорить, пытаюсь убедить себя, что она – только галлюцинация, побочный результат действия майка. Тогда Аве целует меня (очень трудно усомниться в реальности ее теплых и нежных губ) и тихо шепчет на ухо, что мир таков, каким мы его воспринимаем, что очень скоро я перейду грань, и мои сорок с лишним лет, прожитые в этой вселенной, превратятся в нелепый сон, над которым я еще посмеюсь вместе с ней.

И я соглашаюсь с моей милой Евой-Аве, соглашаюсь потому, что помню о странном человеке (или даже не человеке вовсе) по имени Кухулин. Пару дней назад он покинул метро, ушел на юг вместе с женой Ленорой и бывшим брамином Спицей. Он, единственный из тех, кого я знал, сумел самостоятельно отвести взгляд от пурпурного сияния звезд. Кухулин умел управлять волей мутантов. Прийдя же в Москву, он потерял эту способность. И снова обрел ее лишь у Кремля.

Когда я спросил его, что же он увидел, посмотрев на звезду, он ответил, что ничего, слепящую пустоту, абсолютную тьму. Быть может, он увидел суть всего нашего существования, когда с него срываются завесы ложных представлений. Кухулин осознал это, узрел свою жизнь как сон в бесконечном Ничто. И, постигнув сокровенную истину, сделал сон осознанным. А когда ты знаешь, что спишь, тебе не страшен даже самый ужасный монстр.

Кухулин был революционером, поднявшим восстание против правителей каких-то деревень. Я это понял по обрывкам разговоров. И, наверное, он мог бы преобразовать метро, но ему пришлось бы забыть о том, что он спит, впустить в себя тьму кремлевских звезд, слиться с ними воедино, стать частью зловещего кошмара. Ведь над нами властвует и властью своей изменяет нас лишь то, что мы признаем властью. А Кухулин ничего подобного не хотел. Его не прельстили богатство и сила Ганзы, он отказался от избранничества в Полисе, не пожелал иметь дело с Четвертым Рейхом и не пошел к краснолинейцам. Для него мы – лишь персонажи чужого сна. Так, по крайней мере, мне кажется.