Они прошли еще милю, прежде чем песчаная буря налетела на них. Стена нагруженного песком воздуха и ветер заставили их опуститься на колени, тянули за каждый свободный клочок ткани, за каждую прядь волос. Чтобы преодолевать порывы ветра, Нилит пришлось идти под углом к ним. Она закрыла лицо обеими руками, однако песок все равно летел в ее рот и ноздри. Она почти задыхалась, но все-таки втягивала в себя тонкие струйки воздуха через плотно сжатые губы. Если ее ноги стояли на одном месте слишком долго, песок начинал их проглатывать. Когда же Нилит, набравшись храбрости, приоткрывала один глаз и смотрела через щели между пальцами, она видела разъяренный и бушующий оранжево-коричневый мир – темный, словно сумерки. Пальмовые листья и кусты и камешки из пересохших рек, кувыркаясь, с жуткой скоростью летели сквозь мрак. Один такой камень задел колено Нилит; она оступилась – и оказалась прямо на пути шара из сухих трав. Шар сбил ее с ног и до крови оцарапал ей руку.
Направления утратили всякий смысл. Нилит не видела даже то, что находилось в десяти шагах перед ней, и она, к своему стыду, была вынуждена идти за Аноишем. Конь брел вперед, временами спотыкаясь. С яростными ветрами он ничего не мог сделать, однако отчасти закрывал Нилит от песка.
Она поклялась, когда они доберутся до города, что купит ему самую крупную в мире охапку сена, но вдруг ее, словно гром, поразило сомнение.
Нилит проклинала свою порывистость. Фаразар – хотя ей хотелось плеваться от одной мысли об этом – возможно, был прав: она действовала неосмотрительно. Она действительно бросалась вперед сломя голову, но до сих пор это всегда срабатывало. Раньше удача была на ее стороне – даже самый приблизительный план всегда приводил к успеху. Даже по следу Фаразара она отправилась, подчиняясь капризу, который возник у нее под воздействием слухов. Карты она запоминала, раскладывала их по фургону, который ехал по Долгим Пескам.
И теперь Нилит упрямо цеплялась за эту удачу, продвигаясь вперед – туда, где, по ее мнению, находился север. Направления теперь определялись только наугад и наудачу. Песчаная буря закрыла собой все.
Первой подсказкой, свидетельствующей о ее правоте, стала маленькая каменная стена, замаскированная под песчаную насыпь. Оступившись, Нилит упала на четвереньки и уставилась на ветхое одеяние, которое оказалось под ее кулаками. Аноиш ткнул в нее мордой, но она похлопала по ней, отгоняя коня прочь. Ткань, наполовину заваленная песком, оказалась шарфом. Нилит вытащила шарф, и он ударила ее по лицу.
– Что у тебя там? – крикнул Фаразар.
Это был шарф. Сжимая его в руках, Нилит двинулась вперед, через рассвирепевшие песчаные облака. Ей казалось, что ее шлифуют, снимают с нее слой за слоем.
Из оранжевой дымки выступило что-то каменное. Нилит прижала ладонь к глинобитной стене, словно мать, которая нашла пропавшего ребенка. Нилит завела Аноиша за стену, где ветер дул чуть тише. Она нащупала еще один каменный бугор, потом еще один. Всего их было шесть, и они сгрудились вокруг крытого колодца. Здесь что-то громко барабанило, перекрывая рев песка и ветра.
Закрыв лицо, Нилит выглянула наружу, чтобы оглянуться. В награду за это она получила целый рот песка, но все-таки успела заметить спрятанную за стеклом лампу, прикрепленную к стене самого крупного здания. Нилит положила руку на рукоять сабли и двинулась дальше, теперь уже прямо против ветра.
– Сюда! – крикнула она Фаразару, который отстал, радуясь возможности укрыться за стеной. Заклинание снова дернуло его, и он угрюмо пошел рядом с ней.
Оказалось, что барабанил ветер, прорывавшийся сквозь знамя. Он надувал его, словно парус, и прорезанные в ткани тонкие отверстия, похожие на улыбки, издавали низкий, вибрирующий звук. Оно, похоже, было вывеской какой-то таверны, и Нилит вдруг пришла в голову мысль о том, что отверстия проделаны нарочно, чтобы издавать звуки в подобных ситуациях. Кажется, тут привыкли к песчаным бурям: лампа была спрятана за грязным стеклом, а рядом с ней была дверь из пальмового дерева и ржавого железа – паруса против ветра. Нилит нащупала ручку, выяснила, что не может сдвинуть дверь с места и забарабанила по ней.
– Помогите! Пожалуйста! – завопила она, а затем, вспомнив аркийский, добавила, – Квиа! Аюн хас!
Дверь сдвинулась наружу, и через узкую щель высунулась тонкая металлическая трубка. Ее «глаз» нашел Нилит, и она инстинктивно подняла руки, морщась под ударами песчинок. Трубу держал в руках худой темнокожий старик; спутанные пряди волос на его голове развевались, словно щупальца. Взгляд у него был безумным, но старика придерживала за плечо крепкая рука: кроме него, за дверью стояла женщина – стройная, с гордо выставленным вперед подбородком. У нее была молочно-белая кожа – как у тех, кто живет в городах-пещерах Эда.