Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии

В отличие от телеграммы Сталина Трумэну, отправленной 16 августа, тон этого послания был крайне резким. Почему Сталин дал в этом письме волю своему гневу? Действительно ли он был так разозлен ответом Трумэна или это была дипломатическая уловка? Скорее всего, и то и другое. Сталин не испытывал никакой благодарности за то, что американский президент включил Курилы в советскую оккупационную зону, поскольку считал, что эта территория и так уже по праву принадлежит Советскому Союзу. Однако он был оскорблен тем, что Трумэн отказал ему в его «скромной просьбе» – поделиться с русскими частью Хоккайдо. Тон этого послания был частью его хорошо просчитанной стратегии. Своим гневом он явно давал Трумэну понять, что тот рискует испортить хорошие отношения с Советским Союзом. Отказывая американцам в базе на Курильских островах самым категоричным образом, Сталин тем самым пытался заставить Трумэна окончательно признать, что Курилы являются неотъемлемой территорией Советского Союза.

Почему же на этот ответ Трумэну у Сталина ушло целых четыре дня? Вспомним, что на послание американского президента от 15 августа он отреагировал сразу же, отправив ответное письмо на следующий день. Скорее всего, эта задержка была вызвана военными приготовлениями. Как уже упоминалось выше, решение о проведении операции на Хоккайдо и Южных Курилах было принято между 16 и 17 августа. Даже после получения телеграммы Трумэна Сталин не отменял своего приказа военному командованию готовить план оккупации Хоккайдо. Он взвешивал все «за» и «против» проведения этой операции. Вот почему он тянул с ответом Трумэну до 22-го числа.

Сталин не согласился, что у Советского Союза нет прав на Хоккайдо. Вместе с тем он не стал далее настаивать на этом требовании. Заявив, что «понимает» отказ американского президента, он отозвал свои притязания на Хоккайдо, но при этом не до конца исключил возможность проведения там советской военной операции.

Это было первым признаком того, что Сталин готов отступить. Что-то заставило кремлевского вождя изменить свою позицию насчет операции на Хоккайдо, хотя нам точно не известно, что именно это было. Возможно, он получил разведданные, показывавшие, что Соединенные Штаты решительно настроены установить контроль над всеми внутренними территориями Японии, включая Хоккайдо. Или же на основе подробной информации о военных действиях американцев, полученной от генерала Дина, он решил, что проведение операции на Хоккайдо слишком рискованно. Или ему стало известно, что в США прознали о его секретном плане захвата Хоккайдо, и он испугался реакции Вашингтона. В самом деле, 21 августа офицер американских ВМС, отвечавший за взаимодействие с Тихоокеанским флотом, послал в Военно-морское министерство донесение из Владивостока, в котором было сказано, что «по информации из достоверного источника <…> Советский Союз планирует высадку десанта на Хоккайдо и южный Карафуто (Курилы)»[513]. Также вполне вероятно, что Сталин (возможно, прислушавшись к Молотову) понял, что операция на Хоккайдо, явно нарушающая Ялтинское соглашение, ослабит легитимность притязаний СССР на Курилы, основанных на тех же самых крымских договоренностях.

22 августа в 17:00 Василевский приказал Кузнецову и Юмашеву отложить проведение операции на Хоккайдо, продолжив при этом переброску 87-го стрелкового корпуса на Сахалин. Далее в приказе говорилось следующее:

В связи с заявлением японцев о готовности капитулировать на Курильских островах прошу продумать вопрос о возможности переброски головной дивизии 87 СК с острова Сахалин на Южные Курильские острова (Кунашир и Итуруп), минуя остров Хоккайдо. Соображения по этому вопросу прошу сообщить мне не позднее утра 23 августа [Славинский 1993: 65].

24 августа японский Императорский Генеральный штаб послал срочную депешу генералу Макартуру в Манилу: «Согласно радиосообщению из Москвы, получена информация, что Советский Союз планирует высадить воздушный десант на Хоккайдо»[514]. Таким образом, к 24 августа американцам было прекрасно известно о том, что СССР готовится вторгнуться на Хоккайдо. На следующий день Трумэн отправил Сталину резкий ответ на его послание от 22-го числа.