Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии

Настал тот момент, когда Сталину пришлось отступить. Генерал Иванов, начальник штаба Главного командования советских войск на Дальнем Востоке, разослал командующим фронтов и Тихоокеанского флота приказ главкома: «Во избежание создания конфликтов и недоразумений по отношению к союзникам Главком приказал: категорически запретить посылать какие-либо корабли и самолеты в сторону о. Хоккайдо». Сталин приказал Деревянко отозвать требование об оккупации Хоккайдо и создании советской оккупационной зоны в Токио. 25 августа Антонов сообщил Дину, что высадка десанта на Хоккайдо не входит в планы советского Генерального штаба[515]. Однако он забыл упомянуть, что еще несколько дней назад эта высадка была центральной частью плана всей советской операции.

Теперь центральное место в планах Сталина занимали именно Курильские острова, и советский лидер принял еще одно решение, предопределившее судьбу японских военнопленных, захваченных в Маньчжурии, Корее, на Сахалине и Курилах. 23 августа советский Государственный комитет обороны (ГКО) выпустил печально известное постановление № 9898 «О приеме, размещении и трудовом использовании 500 000 военнопленных японской армии». До того, согласно приказу Берии от 16 августа, советское командование на Дальнем Востоке отправляло капитулировавших японцев в лагеря для военнопленных. Теперь же, по новому постановлению ГКО, Военные советы Дальневосточных и Забайкальского фронтов должны были отобрать 500 тысяч физически годных японских военнопленных для работы в суровых условиях Дальнего Востока и Сибири. Такэси Томита утверждает, что к тому моменту Сталин уже принял решение об использовании японских военнопленных на тяжелых физических работах, чтобы компенсировать нехватку рабочей силы при послевоенном восстановлении экономики. Однако дата выхода постановления № 9898 дает основания предположить, что это решение было связано с отказом от операции на Хоккайдо. Использование труда военнопленных для тяжелых работ на территории Советского Союза было вопиющим нарушением седьмого пункта Потсдамской декларации, регламентирующего права военнопленных. Необходимо отметить, что в тот момент все это происходило с молчаливого согласия японской администрации и правительства США [Карпов 1997: 36–37; Tomita 2020: 215–216].

Объединенный комитет начальников штабов США реагирует на Курильскую операцию Советского Союза

Утром 23 августа Кук и Халл обсудили ситуацию на Курилах по телефону. Оба они скептически отнеслись к вероятности того, что Сталин согласится на просьбу Трумэна о предоставлении США прав на авиабазу. Кук с Халлом обсудили идею перехода островов Эторофу (Итуруп) и Кунашир под международную опеку, но никто из них не придавал вопросу о Курилах особой важности. Кук сказал: «Наши люди здесь не слишком волнуются по этому поводу». На что Халл ответил: «Лично я не волнуюсь»[516].

После того как Трумэн получил послание Сталина от 22 августа, заместитель госсекретаря Данн позвонил в Военное министерство и заявил: «В высших кругах Государственного департамента созрело мнение, что, если нет веской причины, по которой наши войска должны обеспечить себе эти права на период оккупации, от этого требования следует отказаться». Под «высшими кругами Государственного департамента» подразумевался не кто иной, как Бирнс. Именно Бирнс сыграл ключевую роль в этом вопросе. Хотя историки-ревизионисты зачастую называют его последовательным сторонником жесткой позиции США в отношениях с Советским Союзом, в этом случае Бирнс избрал политику умиротворения[517].

23 августа, вскоре после пяти вечера, Кук и Халл провели еще одну телефонную беседу, в ходе которой сошлись во мнении, что права на авиабазу на Курилах не стоят того, чтобы за них сражаться. Халл сказал, что понимает, почему русские ответили отказом на просьбу правительства США. По мнению Кука, когда русские сказали, что хотят заполучить Курилы, американцы должны были ответить следующее: «Можете оккупировать Курилы, но мы считаем, что Эторофу (Итуруп) и два соседних острова относятся к Хоккайдо». В таком случае русским было бы трудно оспаривать законность претензий США. Халл, в свою очередь, обвинил Госдеп в том, что они «все прохлопали». Госдеп упустил возможность решить данный вопрос, когда для этого были все возможности: во время поездки Гопкинса в Москву или в Потсдаме. Халл признал: «Не могу винить их [русских] за то, что им это не нравится. Честно говоря, лично я не думаю, что это имеет очень большое значение». Кук согласился с ним: «Я тоже. <…> Мы не слишком в этом заинтересованы»[518].