Вместе с тем Сталина беспокоили перемены, произошедшие в Белом доме. Смерть Рузвельта потрясла его. Когда Гарриман навестил Сталина в Кремле вечером 13 апреля, советский вождь долго держал руку посла в своей, прежде чем отпустить ее и выразить свои соболезнования. Он сказал: «Президент Рузвельт умер, но его дело должно жить. Мы будем поддерживать президента Трумэна всеми нашими силами и всей нашей волей». Гарриман счел эту беседу со Сталиным «в высшей степени искренней и сокровенной». Американский посол высказал предположение, что лучшим способом сохранить добрые отношения между СССР и США стала бы поездка Молотова в Соединенные Штаты. Изменив свое прежнее решение, Сталин, чтобы показать свое расположение к Трумэну, согласился послать Молотова в Сан-Франциско на конференцию, посвященную созданию ООН. Советский вождь также затронул один важный вопрос. Он спросил Гарримана, не планирует ли Трумэн пойти на какие-либо уступки в отношении Японии. Гарриман ответил, что это невозможно. Он сказал: «Наша позиция по Японии, оговоренная на Крымской конференции, остается неизменной». Сталин хотел в этой беседе заверить американцев, что по-прежнему верен своему обещанию вступить в войну с Японией[67]
.Сталин и советское правительство пристально следили за тем, какой политический курс изберет новый президент США по отношению к СССР. В телеграмме Молотову от 21 апреля Громыко указал, что речь, произнесенная Трумэном на Объединенном заседании двух палат Конгресса 16 апреля, является первым знаком того, что новая администрация Белого дома не собирается отказываться от политики Рузвельта. Громыко выразил уверенность, что по крайней мере в ближайшем будущем Трумэн продолжит сотрудничать с Советским Союзом, как и его предшественник, хотя в прошлом он сделал несколько нелестных замечаний в адрес Советского государства. В заключение Громыко писал, что предстоящая встреча с Молотовым в Вашингтоне станет хорошей проверкой того, в каком направлении будет двигаться Трумэн[68]
.Японская армия рассчитывает на нейтралитет СССР
Пока Сталин добивался расположения нового президента США, японцы отчаянно пытались удержать Советский Союз от вступления в войну. Японская разведка не упустила из виду переброску советских войск с европейского театра военных действий на Дальний Восток. В апреле подполковник Исаму Асаи, военный атташе японского посольства в Москве, предпринял поездку по Транссибу. Обратив внимание на то, что на восток проследовали от двенадцати до пятнадцати военных поездов, Асаи 27 апреля отправил телеграмму заместителю начальника Генштаба Торасиро Кавабэ, предупреждая его, что в течение всего двух месяцев советское командование сможет переправить на Дальний Восток 20 дивизий. Асаи пришел к выводу, что вступление СССР в войну с Японией можно теперь считать «неизбежным». В поезде Асаи встретил генерала Дзюна Усикуро, командовавшего Третьим фронтом Квантунской армии. Усикуро сказал Асаи, что у Квантунской армии нет шансов остановить советские войска, и попросил его убедить Генштаб предпринять дипломатические меры для того, чтобы предотвратить нападение Советского Союза [Kantogun 1974: 325].
В Генеральном штабе Императорской армии Японии мнения по поводу намерений Советского Союза разошлись. Пятое управление, которое отвечало за военную разведку и наблюдение за Красной армией, не было согласно с Двенадцатым управлением, в чьем ведении находились планирование и проведение боевых операций. В Пятом управлении считали, что рано или поздно СССР нападет на Японию, но это заключение было категорически отвергнуто полковником Сукэтакой Танэмурой, руководившим Двенадцатым управлением. Вот что говорил Танэмура: «Сталин не настолько глуп, чтобы торопиться вступить в войну. Он подождет, пока военная мощь Японии ослабнет и американцы начнут высаживаться на внутренние острова Японии; только тогда он нападет на нас» [Kantogun 1974: 331–332; Drea 1984: 68]. Танэмура считал, что для продолжения боевых действий против США Японии необходимо удержать Советский Союз от вступления в войну.