Гонобобель (сборник)

Начпо перешел к роли офицеров-коммунистов в решении задач боевой подготовки на флотах, а в голове Елдырина звучало: «Там, где раньше тигры срали, – мы построим магистрали. Приезжай ко мне на БАМ – я тебе на рельсах дам!»

Слово взял секретарь парткомиссии. Седой, как лунь, не первой свежести капитан I ранга, перед тем как торжественно вручить партбилеты, тоже решил пословоблудить. Этот все больше налегал на здравницы – «Да здравствует коммунизм – светлое будущее всего человечества!», «Да здравствует героический советский народ – строитель коммунизма!».

Елдырин нервно поглядывал на часы, времени оставалось в обрез. Наконец начали вручать партбилеты, при этом начПО находил для каждого нужные слова. Время таяло. Секретарь парткомиссии, прослезившись, произнес:

– Ну вот, товарищи, стала наша партия на девятнадцать членов больше. Может, кто-нибудь хочет сказать?

Из строя вышел какой то дятел-карьерист.

– Разрешите мне?

Не иначе, сука, подсадной. Говорил он долго, горячо, глаза его горели. Елдырин украдкой глянул на часы: «Все, конец, теперь и на такси не успею. Два месяца коту под хвост!» А под сводами зала Революции звенел юношеский голос: «…Товарищи сегодня у нас самый счастливый день…»

Первый самостоятельный

Это было время развитого социализма, анекдотов про Брежнева, время холодной войны, песен Юрия Антонова и недорогой водки, время расцвета Вооруженных сил, время, когда пиво доставали, а машину покупали по очереди, причем не конкретную марку и модель, а машину, это было время всеобщего дефицита и личного изобилия.

Светящийся от счастья Витя Демушкин гордо прохаживался вдоль причала на Каменной стенке и принимал поздравления. Наконец-то свершилось, утром после подъема флага комдив зачитал приказ о назначении старшего лейтенанта Демушкина командиром гидрографического судна. Ощущения непередаваемые, смотришь на всех свысока, с бывалыми командирами разговариваешь на равных, гордость распирает, как от первой в жизни близости с женщиной распирает. Идешь по улице, и тебе кажется, что все уже знают и завидуют.

Назначение старпома командиром – это не просто переселение из одной каюты в другую, это признание и доверие. Вот награду какую-никакую можно к празднику или по выслуге лет получить, сытую должность на берегу по блату получить можно, а чтоб командиром назначили, тут уж никакая выслуга и никакой блат не помогут – ответственность величайшая, тут пахать нужно и соответствовать.

Прошла неделя обмываний, и наступили серые будни. Судно готовили к экспедиционному походу, Демушкин чувствовал себя не в своей тарелке. Дел за гланды, а его никто не вызывает, приказаний никаких не дает, у каюты очередь с документами на подпись. Через неделю его глубокое убеждение о том, что все на судне висит на старшем помощнике, начало рассеиваться. Накануне предъявления моринспекции Демушкин собрал совещание. Все по очереди что-то бубнили о готовности, отличился, как всегда, старший механик, ушлый дядька, годящийся ему в отцы, решил проверить командира на вшивость.

– Товарищ командир, с нашей техникой не то что моринспекции предъявляться, нам от стенки отходить противопоказано. Снабжение получили меньше половины от заявленного, правый дейдвуд течет, сколько раз я просился в док? На промерном катере дизель не в строю…

Никем не остановленный стармех изображал плач Ярославны, раньше все было просто – доложил бы командиру, что механика нужно показательно вдуть, и всех делов, пусть разбираются, а теперь докладывать некому – сам командир. Сработал эффект птенца, когда того выталкивают из гнезда, то могут быть только два варианта, или разобьется, или полетит. Демушкин полетел, тяжелым взглядом он уставился на старшего механика:

– Слышь, ты, король пара и говна, если по электромеханической части будет хоть одно запрещающее замечание, то я тебя с судна спишу и визы лишу, и будешь ты на своей даче помидоры окучивать. Все понял?!

Моринспекцию прошли с первого раза, до выхода оставалось несколько дней. На судне, кроме вахты, ни одной живой души. Демушкин был холостяк и поэтому оставшиеся денечки использовал очень плотно, опустошая тестикулы впрок.

Отдав швартовы под дружный хор пожеланий провожающих, судно не спеша отвалило от причала и направилось на выход из Южной бухты. Машинально отдавая команды рулевому, Демушкин вдруг ощутил, что железо водоизмещением полторы тысячи тон с монотонно бухающим дизельным сердцем под его ногами теперь принадлежит ему, как и полсотни душ экипажа и экспедиции. Он здесь первый, он здесь главный, над ним никого. Вот она, свобода!

Но у свободы оказалась и другая, не такая приятная сторона – ответственность, постепенно он начинал понимать, сколько различных проблем должен решать командир. Первое время чувство ответственности было сильно обострено, Демушкин сутками не сходил с мостика, все время что-то проверял, изводил всех поручениями, но человек ко всему привыкает, даже к ответственности.