Гонобобель (сборник)

Время шло, слухи про гонобобель расползлись по всей гидрографии. Сначала подкалывали экипаж, потом Демушкина, дальше – больше, кто-то посоветовал комдиву переименовать судно в «Гонобобель». Разговоры дошли до политотдела спецчастей. Разбираться отправили замначальника политотдела. На судно он прибыл в сопровождении капитана 2 ранга Бурчени, командир встретил их как положено, с уваженьицем, но уяснив цель прихода от гонобобля решительно открестился, оставив зама разбираться с начальством. Проходя по коридору, зам начПО обратил внимание на непотребство приколотое кнопками к стенду «Материалы XXVI съезда КПСС», собственно на этом разбирательство и закончилось. Начались выводы. Зама чихвостили так, что ему самому требовался перевод и он воровато поглядывал на таблицу. Униженный и посрамленный Семашко, получивший первый в жизни выговор, с унылым видом провожал начальство. Вдруг со шлюпочной палубы раздался грозный рык боцмана.

– Куда прешь, гонобобель тебе в дышло!

Зам расправил плечи и гордо зарумянился, гонобобель приживался.

Авторитет «Флага Родины»

Штурман, старая ворона, накаркал!

– Давление падает и влажность уменьшается, похоже, хамсин будет.

А хамсин – это вам не фунт изюма: ветер штормовой, температура под пятьдесят, вокруг ничего не видать, все буро-желтое. Судно задраено по химической тревоге, а песок один хрен скрипит на зубах, дышать нечем, кондиционер рассольного типа и работает только при температуре забортной воды меньше двадцати пяти градусов, а здесь гораздо выше тридцати.

Третьи сутки – это уже явный перебор, есть невозможно, спать невозможно, люди, потные и злые, начинают путать время суток, даже штатные шутники-подкольщики впали в уныние.

Права Библия, все имеет начало, и все имеет конец, хамсина это тоже касается. Стих вой ветра, и через заляпанный толстым слоем ржавой пыли иллюминатор начали пробиваться лучи восходящего солнца. Рассветную тишину и благость порвал призывный клич:

– Сильные есть?! Васятка, где ты там чешешься?!!

Опасность миновала, и начальник политотдела экспедиции капитан II ранга Виктор Андреевич Наружный занялся любимым делом – забиванием козла. Он сидел за столом на юте, замешивал фишки и зазывал соперников. К нему спешил его верный оруженосец старший мичман, фельдшер Вася Дворовой по кличке Васька Дуст. Под стук домино судно оживало. Его мыли, мыли снаружи и внутри, потоки бурой жижи стекали за борт, жизнь входила в привычный ритм. НачПО развил бурную деятельность, собрал офицеров и мичманов экспедиции на политзанятия. Из-за приоткрытой двери кают-компании доносилось:

– Маоизм, тире вредное течение, повторяю…

Наружный давал под запись. Вообще кадр он был интересный, бывший борец, накачанный, абсолютно квадратный, на крепких кривых ногах, с постоянно красным лицом. Его смело можно было выставлять на ночь на левый борт вместо ходового огня. С первых дней на судне он пытался дать понять, кто в доме хозяин. И если в отношении корабельных офицеров он вел себя осторожно, даже заигрывая, понимая, что они не его подчиненные и от них полностью зависит его жизнь на судне, то по отношению к офицерам экспедиции он реализовывал право альфа-самца. Он постоянно делал что-то, что напоминало всем о том, что он большой начальник. При проходе Суэцкого канала случился казус, по обыкновению Виктор Андреевич крутился на мостике, мешая всем, и при этом делал все, чтобы лоцман понял, что он человек не рядовой.

Наконец он надоел лоцману, и тот попытался уточнить, кто же это такой.

– Сорри, ху а ю?[1]

Довольный, что на него обратили внимание, ничего не понявший начПО, глупо улыбался.

Лоцман уточнил:

– Ду ю спик инглиш?[2]

Улыбка Наружного стала еще шире, а взгляд непосредственней.

Лоцман обратился к старпому на арабском:

– Забит ауаль, ма газа?[3]

Старпом впал в лингвистический ступор. По-арабски он чирикал довольно бойко, но как объяснить арабу, что такое начПО? Он напряг всю свою фантазию и наконец произнес:

– Ахмар раис.[4]

Погодя неуверенно добавил:

– Кебир.[5]

Лоцман внимательно посмотрел на Наружного и весело подытожил:

– Биззат ахмар![6]

Да, если бы Малевич знался с Наружным, то непременно написал бы «Красный квадрат».

Экспедиция выдалась на редкость халявная, такое бывает раз в жизни. Весь период – стоянка на якоре в бухте Хорумейра с перерывами на заходы в порт Аден. Всех делов – отвезти утром на катере военных геологов на сколоченную из бревен буровую, а вечером забрать да два раза в неделю отвезти на берег воду и продовольствие топографам. Не жизнь – малина!