Гонобобель (сборник)

Приближались новогодние праздники. Работали с опережением плана, и удалось выкроить четверо суток, а посему было решено идти к острову Сокотра праздновать Новый Год. У Лукичева было прекрасное настроение, он стоял на мостике в белоснежных шортах и накрахмаленной рубашке с погонами, в руке он держал длинный наборной мундштук, ему хотелось общения.

– Вахтенный, призовите ко мне старпома.

Да, да, именно призовите. Вызвать – это банально, а вот призвать – это как-то сразу настраивает. Суриков не заставил себя ждать:

– Звали, Юрий Михайлович?

Лукичев торжественно прошептал:

– Гиви, я похож на барина?

Сначала старпом растерялся, он не понял, это шутка или всерьез, но, поразмыслив, решил, что в любом случае нужно отвечать положительно. Завязалась непринужденная беседа. Когда ты в море уже не один месяц, то все разговоры рано или поздно сводятся к разговорам о женщинах.

– Гиви, а тебе какие тетки больше нравятся, брюнетки или блондинки?

– Мне нравится, чтоб жопа была, – искренне ответил Суриков.

Не спеша, борясь с отдышкой, на мостик поднялся зам. Он был уже не молод и больше времени уделял своему здоровью, чем работе, был он какой-то весь уютный, домашний и напоминал бутерброд с вареной колбасой. К причудам Лукичева он относился как к некому проявлению природы, ну, в конце концов, нельзя же обижаться на огонь за то, что он жжется. Недавно командир прочел «Семнадцать мгновений весны», и его озаботило, как соотносились должности в НСДАП с должностями в КПСС. Вопросами он доставал зама, как представителя партии:

– Вот погляди, выходит, члены Политбюро – это вроде как рейхсляйтеры, гауляйтер – первый секретарь обкома, крайсляйтер – первый секретарь райкома, ты, наверное, будешь блокляйтер, я просто – партайгеноссе, а вот начПО кто будет?

Даже это не могло вывести зама из равновесия, он был спокоен, как слон после спаривания. Вообще зам был в душе романтик, он писал стихи, таким образом он самовыражался. Стихи он писал на разные темы, например патриотические, о красном знамени:

Не стесняйся, боцман, носа своего,
Ведь он с красным знаменем цвета одного!

Или из военного цикла – о партизанах в засаде:

Как хочется пукнуть, но пукнуть нельзя
Услышат фашисты, погибнут друзья.

А иногда под настроение он писал лирические:

Осень наступила, нет уже листов
И глядят уныло девки из кустов.

Стихи его были коротки и полны содержания, зам был уверен, что их поэтические формы и размер сродни японским сэдока. Причастностью к великой японской поэзии он гордился, но хобби свое держал в секрете и стихов никому не показывал.

Зам обратился к командиру:

– Юрий Михайлович, послезавтра Новый год, надо бы продумать организацию.

– Да, пьянка неизбежна, и мы обязаны ее возглавить.

Лев может мясо разлюбить!
Но чтоб матросу бросить пить —
такое вряд ли может быть! —

прошло бегущей строкой в мозгу замполита.

Наступило утро тридцать первого декабря. Судно стояло на якоре у северного побережья Сокотры, погода была чудная, экипаж отдыхал. Кто купался, кто ловил рыбу, кто резался в шеш-беш, а несколько человек отправились на катере ловить лангустов.

Лукичев вместе с завпродом вносил последнюю правку в праздничное меню:

– В оливье вместо мяса покрошите лангустов. Что у нас с шампанским?

– Брагу из ананасов закрепили шилом, вдова Клико обзавидуется!

С чувством исполненного долга командир решил выйти на ют пообщаться с народом. Каждый раз, проходя по коридору мимо стенда «Члены Политбюро ЦК КПСС», он переживал ментальное изнасилование, восковые лица кремлевских старцев напоминали ему состояние сомати у тибетских йогов. Но даже это не могло испортить ему праздничного настроения.

На юте под восхищенные возгласы штурман тащил какую-то огромную рыбу, ему активно помогали гидрологи. Наконец она показалась на поверхности, боцман отработанным движением подцепил ее остро заточенным крюком отпорника. Рыба грохнулась на палубу, это была мероу килограмм на сорок. Лукичев склонился над рыбой, та совершала хватательные движения зубастой пастью и с ненавистью сверлила его выпученным глазом. Он с любопытством естествоиспытателя разглядывал рыбину. Командир философствовал – «Вот лежишь ты такая грозная, зубами щелкаешь, а вечером будешь у меня на тарелке в виде красиво зажаренного кусочка. Ничего не поделаешь, так уж жизнь устроена, придет время, и меня на крюк наденут».

Размышления прервал зам:

– Юрий Михайлович, пока время есть, выдели пару человек обновить стенд с Политбюро.

У Лукичева дернулся нос. Прям как в «Штирлице» – пьянящий воздух свободы сыграл с профессором злую шутку. Рев пронесся над Индийским океаном:

– Да пошел ты на… со всеми своими старыми обезьянами из Политбюро!!!